В начале июня 1940 года Георгий прислал отцу вырезку из нью-йоркской газеты. Она гласила, что ученые продвинулись в извлечении полезной энергии из урана. Вернадский потом писал Личкову: «Я никогда не думал, когда в начале века стал заниматься радиоактивностью, что доживу до этого».

С А. Е. Ферсманом. 1940 год.

12 июля Вернадский с единомышленниками послал в Совнарком записку, в которой предлагал выделить Академии средства, чтобы они срочно могли приступить к выработке методов разделения изотопов урана.

3 июля Наталья Егоровна упала в комнате и получила трещину в кости ноги. Ее отправили в больницу. Занятый урановыми делами, Вернадский не мог ее навещать, только писал ей короткие ласковые письма. Сообщал о продвижениях в радиевых изысканиях и о выходе посвященной ей книги. С августа он старается регулярно навещать жену в больнице. Она там остается до середины октября.

Однако и состояние самого Вернадского оставляло желать лучшего. «Резкое ухудшение в проявлении сердца. Непрерывные боли под мышками, в руках, спине, груди. Смог заснуть только к 3 часам утра – но боли продолжались. Начался процесс несколько дней ранее. 15-го в воскресенье я решил утром погулять, но вернулся вскоре же вследствие начала необычной интенсивности [болей]. Но я был у Наташи в Кремлевской больнице и 16-го, не пропуская. Но чувствовал себя не по себе». Врачи поставили тот же диагноз, что и в 1937-м, когда Владимир на три недели потерял способность владеть тремя пальцами правой руки.

Владимир Вернадский за работой. 1941 год.

В стране сгущаются тучи. Все так или иначе предчувствуют беду. 29 октября Вернадский записывал: «Сегодня диктовал Ане утром V [выпуск] Проблем биогеохимии, который обдумывал. Большая тревога. Ждут разрыва с Германией. Большой страх. Полный хаос. Глухое, но общее недовольство. Голод всюду. Причина явлений – бездарная организация. Низкий уровень носителей власти. У них нет людей, а в стране их много».

В феврале 1941 года: «Упорно – почти бессознательно – тянет работать над хронологией жизни в аспекте рода моих детей, углубляюсь вглубь (до XVII столетия) и ловлю момент. Наташа помогает – по письмам, остаткам семейного архива, медленно приводимого в порядок. Точно стихийно – неужели напишу Воспоминания о пережитом, большое значение которых я ярко сознаю. Много видел людей из ряда выдающихся, диапазон и научной, и общественной жизни был очень велик».

Шестнадцатого мая пришла печальная телеграмма от Марии Сергеевны Гревс: скончался Иван Михайлович. «Мысль об Иване все время. Последний (и самый старый по возрасту) из нашего «Братства» ушел, полный сил умственных. Тяжелые и хорошие переживания нас связывали теснейшим образом – его и Машу, меня и Наташу. Неожиданно для меня все тяжелое позабыто и в корне.

Гревс умер на 81-м году жизни. В последние годы он часто приезжал в Москву и останавливался у Вернадских. Особенно теплыми отношения стали после ареста и исчезновения Шаховского. Понимали: Митя не вернется, они остались одни. Вернадский часто помогал и Шаховскому, и Гревсу деньгами. Оба бедствовали в советских условиях.

Вернадский из всех мужчин «Братства» остался один и теперь своим долгом считал помогать всем вокруг различными путями: «Я так счастливо поставлен, что могу поддерживать много людей: Зиночка, Наташа Шаховская-Шик, Дима, Дон, Буткевич, Елизавета Дмитриевна Ревуцкая, теперь Мамчич, Маша и Катя Гревс».

17 мая он размышлял в дневнике о предчувствии столкновения СССР и Германии: «Будущее тревожно. Я уверен в силе русского (украинского и т. п.) народа. Он устоит».

Дневник 23 июня: «Только в понедельник выяснилось несколько положение. Ясно, что опять, как в войне с Финляндией, власть прозевала. Очень многие думали, что Англия за наш счет сговорится с Германией (и Наташа). Я считал это невозможным. Речь Черчилля стала известна. Бездарный ТАСС со своей информацией сообщает чепуху и совершенно не удовлетворяет. Еще никогда это не было так ярко, как теперь. Читал, но настоящим образом не работал».

Многим академикам, и Вернадскому в том числе, предложили отправиться в Казахстан, на курорт Боровое. Владимир согласился.

По просьбе правительства он обратился по радио к союзникам-англичанам: «Как один из старейших членов Британской ассоциации развития наук, куда я был избран в 1889 году и регулярно печатался в ее трудах, я на каждом шагу ощущал силу английской мысли и дерзновенность ее полета. Ныне, в дни жестокой битвы с фашистскими варварами, я шлю привет моим английским коллегам, будучи глубоко убежден, что наш общий враг скоро будет повержен и справедливость восторжествует во всем мире».

16 июля Вернадские выехали из Москвы. С Владимиром Ивановичем ехали, кроме Натальи Егоровны и Анны Дмитриевны, Прасковья Кирилловна и сестра их невестки Екатерина Владимировна Ильинская, давно прижившаяся у Вернадских.

В Боровом академики и их семьи решили не паниковать, а вести обычную жизнь ученых. Выступали с докладами, обсуждали их, по вечерам собирались вместе, читали газеты или полученное кем-нибудь письмо. Иногда Вернадский вспоминал молодость и собирал образцы минералов по окрестностям.

1 февраля 1943 года у Натальи Егоровны заболел желудок. Потом случился внезапный отек легких. Сказался возраст, и в ночь на 3 февраля Наталья Егоровна тихо скончалась.

Анна Дмитриевна сообщила Личкову: «На Владимира Ивановича очень больно было смотреть. Он был потрясен ужасно. Даже о работе он отозвался, что он не машинка и без моральной опоры он жить не может. Он ее видит теперь в своей внучке Танечке и думает ехать к ней за океан».

Похоронив Наталью Егоровну, несколько дней не работал. По словам Анны Дмитриевны, в эти дни очень похудел. Тяжело было оставаться в одиночестве вечером, ночью. Дочери писал: «Диктую Ане. Хорошо и много работаю. Странная вещь – иногда забываю, что моей Наташи нет. Хочу ей что-то сказать. Недавно был шум в комнатах, и я спросил: Наташа, это ты? И вдруг вспомнил, что ее нет. Это было ночью».

Но через несколько дней Вернадский позвал Анну Дмитриевну, чтобы возобновить работу. Книга была памятником любимой жене, и ее надо было закончить. Он дал ей окончательное название «О состояниях пространства в геологических явлениях Земли. На фоне роста науки XX столетия». На первых страницах было написано посвящение:

«Этот синтез моей научной работы, больше чем шестидесятилетней, посвящаю памяти моего бесценного друга, моей помощницы в работе в течение больше чем пятидесяти шести лет, человеку большой духовной силы и свободной мысли, деятельной любви к людям, памяти жены моей Натальи Егоровны Вернадской (21. XII. 1860–3. II. 1943 г.), урожденной Старицкой, которая скончалась почти внезапно, неожиданно для всех, когда эта книжка была уже закончена. Помощь ее в этой моей работе была неоценима». Вернадский в честь своего 80-летнего юбилея просил напечатать книгу на английском языке. Но она не вышла даже на русском.