– Кстати, лорд Алистер, – оживился король, – сколько там сыновей у императора? Моя племянница принцесса Мортимер…

Но Фее, прятавшейся за портьерой, это уже было неинтересно (среди детей императора у нее не было ни одного крестника) и она потихоньку выскользнула в окно.

* * *

– Дальше все было в руках чрезвычайных курьеров, – сказала Фея. – Уже через несколько дней предложение о дружеском союзе и брачном союзе было в руках великого канцлера герцога де ла Пуанта. Он сразу оценил тонкую интригу первого министра короля Эдварда, но вот император…

Фея многозначительно замолчала.

– Ну? – потеребил ее гоблин-секретарь.

Фея прикидывала, стоит ли озвучивать тайны императорского двора. Наконец, она решилась:

– Император был в недоумении. Это, мягко говоря. Он бы не задумываясь, отдал в жену наследному принцу Аквилонии дочь или племянницу, да с девицами, как ты знаешь, у него было туго. Но даже ради долгожданного союза признавать потомков бастардов своего великого предка – это было выше его сил! Видишь ли, Грязнопалый, Его Императорское Величество с большим трепетом относился к своему статусу…

Фея снова замолчала.

– Ну? – изнывало от любопытства бюро.

Фея еще немного поломалась и, наконец, объяснила, в чем была трудность работы великого канцлера, да и всего имперского кабинета министров:

– Да дурак он был! Ходячая дубина стоеросовая. Если уж д’Шампольоны отличались раздражающим высокомерием, то прямой потомок великого императора вообще сдвинулся на своем величии. Это все следствие череды близкородственных браков и ностальгии по давним триумфам выдающегося предка.

– Ну?! – требовало интересных подробностей бюро.

– Что, ну? Закостеневший в своем величии император уперся, как мул! Как это так, признать незаконнорожденных отпрысков? Куда катится этот мир, и как он, монарх милостью божьей, будет смотреть в глаза приближенных? Впрочем, это не их дело, но как он будет смотреть в глаза собственной дражайшей супруги? Тоже праправнучки великого императора, к слову. Я же тебе говорю, что там у них сплошные близкородственные браки. Графы д’Шампольоны в этом плане куда более здравомыслящи: жены их тоже были не простые дворянки, но искали они их отнюдь не в собственных семьях.

– И? – бюро настойчиво призывало, не отклоняться от темы.

– И – великий канцлер императора герцог де ла Пуант не зря просиживал штаны в кабинете министров. Если в лоб не получается, то он начал действовать, как обычно – окольными путями. Подговорил де ла Рошмарирозов, которые от известия, что их кровная родственница может стать королевой Аквилонии, а ее благородный отец – кузеном императора, буквально затрепетали. И начали плести придворные интриги. Благо вдовствующая принцесса де ла Рошмарироз была старшей фрейлиной императрицы. В общем, за этот фронт можно было не беспокоиться. Затем великий канцлер подкатил к несовершеннолетнему наследнику и в красках описал, какое ему светит блестящее правление, если венценосный папаша не будет упираться и прямо сейчас начнет выправлять экономику империи. Заодно спросил: интересует ли его юная хохотушка принцесса Мортимер или предложить ее младшему брату Его Высочества? Наследник тоже затрепетал и затребовал портрет племянницы короля Эдварда. Лорд Алистер и тут проявил потрясающую дальновидность: засунув в сумку курьера свернутый в рулон холст с изображением принцессы. И приписал в письме, что, мол, в жизни Ее Высочество даже авантажнее. Придворный художник, не смотря на все таланты, все же не смог передать ее потрясающее жизнелюбие. Как только наследник взглянул на портрет, то и за этот фронт можно было не волноваться. А дальше оставалось терпеливо дожидаться, пока все заинтересованные лица возьмут императора измором.

– Взяли? – на всякий случай уточнил секретарь.

– Ну, ты чего, Грязнопалый? – удивилась Фея. – Историю не знаешь? Конечно, взяли, куда он денется. Наследник достал венценосного отца мечтаниями о блестящем правлении и юной принцессе Мортимер. Драгоценная супруга, заговоренная де ла Рошмарирозами, была согласна пойти на великую жертву и породнится с графом д’Шампольон, раз это пойдет на благо империи. А сам многочисленный клан де ла Рошмароз завербовал в сторонники большую часть двора, и вся эта высокородная свора намеками, нытьем и интригами продвигало официальное признание д’Шампольонов, как дело первостепенной государственной важности. Для надежности герцог де ла Пуант заручился поддержкой своих коллег, министров. Особенно рьяным сторонником стал коннетабль граф де Безе, поскольку именно на него в свое время свалились все шишки за поражение в восьмилетней войне с Аквилонией. Даже императорский духовник отец Монкада не остался безучастным! В ближайшей воскресной проповеди он непрозрачными намеками объяснил всем сомневающимся: благое дело – принять в родственные объятья графа д’Шампольона, который так тяжело страдал все эти годы, вдали от благословенной империи.

Фея с удовлетворением откинулась в кресле.

– Представляю, как обрадовался граф, – задумчиво проскрипел гоблин.

– Обрадовался? – Фея звеняще расхохоталась. – Граф д’Шампольон аж обалдел, когда один за другим к нему в замок прискакали два увешанных гербами герольда. Первый, королевский, сообщил, что графство по неким государственным причинам возвращается империи, приятно было пожить бок о бок, надеюсь, останемся друзьями. Второй герольд известил, что император рад приветствовать вновь обретенного верного подданного, они так скучали! И в качестве награды за многолетнюю верность империи графа д’Шампольона, как и его наследницу, признают законными кузенами монарха, и возводят в герцоги императорской крови. Соответствующий указ прилагается. Дражайшего кузена ждут в гости, но пусть пока не спешит, к нему предварительно наведается великий канцлер. Герцог де ла Пуант, надоумленный своим аквилонским коллегой, логично предположил, что, не смотря на такой водопад приятных сюрпризов, новоиспеченный герцог, не растерял ни унции своего высокомерия. Поэтому он не откажет себе в удовольствии, покочевряжится предложению короля Аквилонии породниться отпрысками. В общем, дражайшего кузена нужно уломать, а то и припугнуть. Лучше заранее, и подальше от двора. Император – мужчина тонкой душевной организации, и если что – миндальничать не станет!

– Долго уламывали? – задал очередной наводящий вопрос секретарь.

– Это с какой стороны посмотреть, – пустилась в философские размышления Фея. – Учитывая, сколько лет новоиспеченный герцог д’Шампольон противостоял королю Эдварду – не долго. Но так как предложение стать тестем монарха на дороге не валяется, то благородный отец вел себя на редкость глупо: фыркал, припоминал старые обиды и вообще возомнил, что его высокородная дочь достойна большего – брака с наследником императора! Великий канцлер был порядком разражен, и популярно объяснил: официальное признание его родства с императором, как дается, так и отнимается. И вместе с ним герцогский титул. Это благородного отца проняло, хе-хе. Правда, он еще немного поторговался на счет своих владений, которые в качестве приданого должны отойти Аквилонии, дескать, ему сие не по вкусу: может император отдаст другую провинцию? На что герцог де ла Пуант логично заметил: юная герцогиня д’Шампольон вступит в права наследования лишь после смерти своего отца, и не все ли ему равно, что будет потом?