На достижение конкретных договоренностей в ходе визита Хрущёв не очень рассчитывал, но надеялся навести мосты и найти общий язык с Эйзенхауэром. Главное, беспокоился Хрущёв, чтобы с ним разговаривали как с равноправным партнером, как с представителем великой державы. «Я в США приехал не милостыню просить. Я представляю великое советское государство», – повторял он.

Именно поэтому так тщательно обсуждалась процедура прибытия в США и детали визита. Хрущёв остановил свой выбор на новом самолете ТУ-114. Чтобы встретить советскую делегацию, у американцев не нашлось подходящего трапа (самолет был слишком высок). Хрущёв воспринял это как свидетельство технического превосходства отечественного самолета – знай наших! Его сын Сергей, более сведущий в технических вопросах, заметил: создание «самого высокого самолета в мире» было продиктовано просто технической необходимостью из-за плохого качества отечественных взлетных полос. Принимая решение лететь на новом, еще не до конца освоенном ТУ-114, Хрущёв рисковал. Однако престиж страны в данном случае был для него выше соображений собственной безопасности.

Хрущёв хотел понравиться американцам, чтобы его перестали воспринимать как коммунистического монстра, а Советский Союз – как угрозу миру. Он понимал, что вызывает любопытство у простых американцев, и охотно подыгрывал им, сравнивая ситуацию с ярмаркой: толпы народа собираются, чтобы «на слона посмотреть, а если удастся, то и за хвост его подергать». «Налицо некоторая аналогия, – говорил Хрущёв. – Какие-то люди хотели посмотреть вместо слона на русского медведя. Каков он по внешнему виду, умеет ли держать в руках нож и вилку, сидеть за столом в обществе, как ведет себя». Хрущёв отвечал на это любопытство самым естественным образом, он всем своим видом демонстрировал: я такой же человек, как и вы, я – один из вас.

Вместе с Хрущёвым в Америку приехала его большая семья – и это стало удачным имиджевым ходом в стране, где семейные ценности играют существенную роль. Особенно понравилась американцам Нина Петровна. Ее называли всеобщей бабушкой.

Хрущёв встречался с американцами на улицах, обращался к ним с экрана телевизора: «У вас – капитализм, у нас – социализм. Что же нам – доводить из-за этого дело до всемирной свалки? Или же установить нормальные отношения и жить в мире, каждый по-своему?» В другой раз он объяснялся еще проще: американцам нравится ростбиф, а русским – борщ, пусть каждый ест то, что ему больше нравится, «о вкусах не спорят». Его услышали. «За каких-нибудь 12 дней Вам, как волшебнику, удалось развеять у многих американцев чувство недоверия и вражды», – писал Хрущёву после визита один американец. Никита Сергеевич мог быть собой доволен.

Несмотря на несколько инцидентов, американский вояж прошел в целом удачно. Хрущёв и Эйзенхауэр понравились друг другу. Советский лидер пригласил американского президента в СССР с ответным визитом. И тоже со всей семьей. Весной 1960 года Хрущёв побывал еще во Франции по приглашению де Голля. Казалось, что лед холодной войны действительно начал таять. В мае 1960 года в Париже должен был состояться саммит, где главным пунктом повестки дня стоял берлинский вопрос.

Но Эйзенхауэр в СССР не приехал. Все изменилось 1 мая 1960 года. В тот день в небе над Свердловском был сбит американский самолет-разведчик У-2, а летчик Фрэнсис Гэри Пауэрс попал в плен. Американские разведывательные самолеты до этого вторгались в советское воздушное пространство не раз, но раньше они были недосягаемы для советских перехватчиков и ракет. Каждый разведполет американский президент санкционировал лично, поэтому шпионский скандал Хрущёв расценил как свою личную обиду. Он еще некоторое время ждал извинений от Эйзенхауэра, но они не последовали. Во время своего визита в США Хрущёв обращался к Эйзенхауэру my friend. Теперь Хрущёв ворчал: «Тоже мне, май френд нашелся! Откуда ты взявся и на хрен мне сдався?!» В Париж на саммит Хрущёв поехал уже не для того, чтобы договариваться, а чтобы дать бой Эйзенхауэру. Потом говорил, что саммит был сорван по вине американского президента.

От позы миротворца не осталось и следа. Отныне Хрущёв предстает в воинственном образе борца за мир, против поджигателей войны. Этот новый имидж он продемонстрировал на заседании Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке, куда прибыл в сентябре 1960 года. Хрущёв готов был продолжить сражение, начатое в Париже. Поэтому он сам возглавил советскую делегацию, хотя по протоколу этого не требовалось. За Хрущёвым в Нью-Йорк потянулись и руководители других государств: Неру, Насер, Тито, Сукарно и даже британский премьер Макмиллан. Получилось что-то вроде незапланированной встречи в верхах.

На трибуне ООН Хрущёв устроил знаменитый инцидент с ботинком, который вошел уже в классику имиджелогии. В 2000 г. в США вышла книга Роя Андерхилла с характерным названием – «Ботинок Хрущёва и другие 1000 способов привлечь внимание аудитории». Известный биограф Хрущёва Уильям Таубман провел настоящее расследование, чтобы выяснить, стучал или не стучал Никита Сергеевич злополучным ботинком по столу или только держал его в руке. Как бы то ни было, жест получился эпатажным и запоминающимся. Что же он означал?

С западным парламентским форматом Хрущёв не был знаком, поэтому выстраивал линию поведения в ООН в соответствии с собственными представлениями о работе «буржуазного парламента». Он полагал, что шуметь, освистывать ораторов и выражать другими подобными действиями свой протест и есть парламентский стиль. Психологически Хрущёв был готов устроить на трибуне ООН показательное протестное выступление, ботинок стал лишь формой реализации этой готовности. Он поднимался на трибуну ООН восемь раз. Западная пресса признавалась, что ассамблея ООН прошла под знаком Хрущёва.

Возвращаясь из Нью-Йорка, усталый, но довольный Хрущёв вспоминал о своих выступлениях спокойно, как обычный партийный пропагандист, хорошо выполнивший свою работу: «Настроение у нас неплохое. Ругаем буржуев, капиталистов, империалистов. Ездим как только возможно, и чем больше мы ездим, тем больше вводим в расход Америку – на горючее, на полицию…»

Однако все было далеко не так безоблачно. Даже наоборот. Отношения с западными странами окончательно испортились. Хрущёв подливал масло в огонь, то и дело прибегая к ядерному шантажу. Он никогда не думал, что ядерное оружие будет применено реально, уповая на здравый смысл. Но собственной воинственной риторикой и ядерным блефом способствовал возникновению серьезных международных конфликтов, за которыми уже маячил призрак большой войны. Так случилось в Берлине в августе 1961 года, когда Хрущёв решился на возведение стены. Но главный гром грянул осенью 1962 года, когда разразился Карибский кризис.

Идея разместить советские ракеты на Кубе, в непосредственной близости от территории США, принадлежит Хрущёву. Его расчет был прост: доставить ракеты тайно, а когда американцы их обнаружат, они не рискнут применять силу. Он хотел уравновесить позиции СССР и США, которые к тому времени уже имели военные базы на территории Турции, откуда американские ракеты могли достать территорию СССР. Ставка делалась именно на момент внезапности, хотя военные эксперты предупреждали Хрущёва, что в тайне такую масштабную операцию сохранить невозможно. Но Хрущёв не слушал. Он вообще уже мало к кому прислушивался. В результате замысел открылся, США готовы были начать боевые действия против Кубы. А это означало, что мир уже стоял на пороге ядерной войны.