Еще весной 63-го Кеннеди заявил, что вскоре после ноябрьских выборов начнется вывод американских войск из Вьетнама. «Меня везде будут проклинать как умиротворителя коммунистов, – сказал Кеннеди. – Но меня это не волнует». 2 октября 1963 года, то есть за полтора месяца до убийства Кеннеди, военное руководство США вынуждено было объявить, что к 1965 году из Вьетнама будут выведены основные вооруженные силы США; в том числе до конца 63-го на родину вернется 1000 военнослужащих. Однако этот процесс был остановлен, едва прозвучали выстрелы в Далласе. Война во Вьетнаме была выгодна воротилам военного бизнеса и генералам Пентагона, и они вполне могли пойти на устранение президента, у которого были убойные шансы быть переизбранным на второй срок. Между тем уже спустя два дня после смерти Кеннеди был убит его палач – Освальд. Это сделал некий владелец ночных клубов Джек Руби, выстрелив в Освальда в упор из пистолета в здании городской полиции Далласа. И снова газетчики стали искать в этом преступлении «руку красных». Журналист Чалмерс Робертс в газете «Вашингтон пост» писал: «Конечно, болезнь Далласа – его ультраправый фанатизм, однако президент, как кажется, был убит ультралевым фанатиком». Но если следовать этой логике, то тогда возникал законный вопрос: неужели коммунистическое лобби в Америке было столь велико и могущественно, что его хватило на то, чтобы убить президента сверхдержавы, а потом устранить и его палача? Даже не умаляя достоинств КГБ, в это верилось с трудом.

Как и миллионы его соотечественников, Дин задавал себе все эти вопросы, однако ответы на большинство из них найти ему пока было трудно. Должно было пройти какое-то время, прежде чем эта трагедия обрела бы наконец хоть какие-то завершенные очертания.

А жизнь тем временем продолжалась. Минуло каких-нибудь три-четыре месяца, и трагедия в Далласе если не позабылась, то во всяком случае отошла для американцев на второй, а то и на третий план. И Америку уже волновали другие события. Например, первые гастроли ансамбля «Битлз». На календаре было 7 февраля 1964 года. Стоит отметить, что «битлы» летели в Америку отнюдь не в ореоле победителей. За месяц до этого их песня «I wan’t to hold your hand» («Я хочу держать твою руку»), которая в течение двух месяцев удерживалась на 1-м месте британского хит-парада, была сброшена оттуда песней «Glad all over» в исполнении группы «Дэйв Кларк Файв». А в американском хит-параде эта же песня «Битлз» занимала всего лишь 83-е место. Поэтому большинство музыкальных критиков в те дни предрекали ливерпульской четверке скорое забвение и прозябание в «подвалах» музыкальных чартов. Но вышло все наоборот.

Рекламной кампанией «Битлз» в Америке занималась хорошо знакомая нам компания «Кэпитол Рекордз», где некогда трудился Дин Рид: она потратила на плакаты ливерпульской четверки 5000 долларов (было изготовлено 5 миллионов плакатов). Кроме этого были выпущены специальные сувениры: целлофановые пакеты, в которых лежали парики «под битлов», фото с автографом участников группы и значок «Я люблю „Битлз“». Как итог: первый же концерт «четверки» в знаменитом телевизионном «Шоу Эдди Сэлливана» собрал у голубых экранов рекордную аудиторию – 73 миллиона зрителей. Дин тоже был в числе последних и остался вполне удовлетворен увиденным. «Битлз» ему понравились из-за молодости, азарта и, главное, из-за мелодизма. Песни, которые исполняли «битлы», практически сразу пришлись по душе Дину. Собственно, он и сам играл нечто подобное и был уверен, что большинство из услышанных им в тот день песен легко можно было бы включить в его собственный репертуар (что и произойдет несколько лет спустя).

Между тем Мексика в те дни стала для Дина вторым домом. Он часто ездил туда по служебным делам, а иной раз и просто так, чтобы развеяться. Иногда он брал туда с собой и Патрисию. Именно во время одной из таких поездок их отношения едва не дали трещину. Поводом к этому послужили следующие события.

В один из дней Дин стал собираться в обратный путь, а Патрисия вынуждена была остаться в Мехико. Ей предложили небольшую роль в одном из фильмов, и пренебречь таким предложением она не могла. Дин тоже мог остаться с возлюбленной, благо эти съемки не заняли бы много времени. Однако он заявил, что уезжает. Патрисия была удивлена, поскольку надеялась, что найдет понимание у любимого. Но Дину к тому времени уже наскучили мексиканские реалии, а слово Патрисии для него мало что значило: в их союзе главным он считал себя. Поэтому их последнее объяснение выдалось бурным.

– Значит, твои дела в Америке для тебя важнее меня! – заявила сквозь слезы Патрисия.

– Что за чушь ты несешь! – злился Дин, пакуя чемодан. – Ты приедешь следом за мной ровно через две недели.

– Но я не хочу жить здесь одна: я просто умру от скуки.

– Ничего с тобой не случится, – был неумолим Дин.

Патрисия заплакала и рухнула на кровать. Она полагала, что этот аргумент заставит ее возлюбленного одуматься. Но Дин даже не повернулся в ее сторону. Закрыв крышку чемодана, он щелкнул замком и молча направился к двери.

– Ах так! – закричала Патрисия, схватила с пола тапочку и бросила ее в удаляющегося Дина. Обувка пролетела полкомнаты и угодила Дину в плечо. Но он даже не обернулся.

Вернувшись в Америку, Дин в первый же вечер позвонил в гостиницу Патрисии. Но она так и не сняла трубку. Дина это удивило, но не более. Зная о том, что девушка влюблена в него по уши, он был уверен, что ее обида пройдет довольно быстро. Каково же было его удивление, когда и в течение всего следующего дня Патрисия не подходила к телефону. Вот тут он забеспокоился. И в голове у него мелькнула неожиданная мысль: «А не проснулся ли в ней нрав ее индейских предков? Если это так, то она способна на любое безумство». И уже ближайшие дни показали, что его дурные предчувствия полностью оправдались.

Как-то утром в доме Дина раздался телефонный звонок. Он подскочил к аппарату, твердо уверенный, что звонит Патрисия, но ошибся – на другом конце провода он услышал голос того самого агента, который познакомил его с Патрисией.

– Пока ты спишь, твоя девушка замуж выходит, – сообщил агент сногсшибательную новость своему другу.

– Как замуж? – только и нашелся что сказать Дин.

– Что значит как? Самым натуральным образом: с посещением церкви и первой брачной ночью. А будущего мужа ты уже знаешь – это Хью Брайан. Так что не сиди сиднем, а делай что-нибудь.

Услышав это, Дин сполз по стене на пол и в течение нескольких минут сидел в таком положении, держа трубку на весу. Наконец он очнулся… и его обуяла дикая ярость. Он схватил с тумбочки телефонный аппарат и уже хотел запустить им в стену. Но приступ ярости прошел так же быстро, как и начался. После чего аппарат был возвращен на его прежнее место, а Дин успокоился и сел в кресло. Надо было все хорошенько обдумать, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Ему было ясно, что Патрисия пошла на принцип и заставить ее изменить свое поведение могло лишь что-то неординарное. Короче, против ее индейских предков надо было выставить что-то не менее существенное. Но что? Дин думал меньше получаса, после чего его осенило. Он вновь бросился к телефону, благодаря бога за то, что тот не только ниспослал ему прекрасную идею, но и уберег от уничтожения аппарата, который теперь оказался как нельзя кстати. Дин позвонил в Мехико, но отнюдь не Патрисии, а своему приятелю – актеру Мигелю, с которым он подружился во время последних мексиканских съемок…