Она уже подходила к своему дому на площади Пети-Пер. На фасаде из необработанного камня была установлена памятная доска, текст на которой она знала наизусть. «С 1941 по 1944 год в этом здании находился генеральный комиссариат по делам евреев, инструмент антисемитской политики правительства Виши. Доска установлена в память французским евреям, ставшим жертвами этой политики». Флоранс была еврейкой, и то, что она жила именно в этом историческом месте, было для нее своеобразным реваншем, ценность которого она даже не могла как следует объяснить сама себе. Она набрала код на домофоне. Их квартира была на пятом этаже, и Флоранс не уставала любоваться с роскошной террасы церковью Нотр-Дам-де-Виктуар. Она убрала покупки и поставила вино охлаждаться. До вечера было сколько угодно времени. Горячая ванна, макияж, ногти — все должно было быть безупречно.

* * *

Звонок в дверь прервал ее мечтания. Человек, который нажал кнопку звонка, наслаждался тем временем небольшой площадью во втором округе, восхитительным фасадом церкви, посвященной Деве Марии, и венчавшим его двухметровым каменным крестом. Самый центр Парижа — всего несколько метров от площади Виктуар и конной статуи Людовика XIV. Несмотря на оживление, никто не сможет прервать его свидание с жертвой. Можно никуда не торопиться, никто ничего не услышит и не заметит. От предвкушения по спине пробежала дрожь удовольствия. Потом он снова почувствовал неутолимую ненависть, она поднималась из глубины души и, как это случалось с ним каждый раз, несла с собой арктический холод. Он представил себе ужас жертвы, страдания изувеченного тела, потом смерть как избавление. И в конце он займется мизансценой: это будет происходить в странной тишине, которая наступит после мучений, — удовлетворение от выполненной работы, достигнутое благодаря самообладанию и точности движений. Все это будет сейчас. Движение за дверью. Тень у глазка. Лязг засова. На пороге стояла хорошенькая брюнетка и широко улыбалась… Это была ее последняя улыбка.

* * *

Нико не знал ни минуты передышки, он шаг за шагом следил за продвижением своих войск. Двенадцать человек во главе с комиссаром Ростом заходили в каждую лавочку, торговавшую морским снаряжением, присматривались к каждой мелочи в жизни Мари-Элен Жори и Хлоэ Барт. И та и другая ждали ребенка, — может быть, это входило в сценарий, установленный преступником. Значит, у него был доступ к информации, поскольку женщины эти ходили к разным гинекологам и сдавали анализ крови, обязательный в начале беременности, в разных лабораториях. Между их жизнями не было ни одной общей точки. Но сами женщины соответствовали наваждениям убийцы. Нужно было влезть в его шкуру. Что за безумная идея требовала своего воплощения? За что он хотел отплатить жизни? Человек не становится убийцей, проснувшись однажды, его личность начинает строиться уже в детстве. Ему наверняка пришлось вынести мучения — моральные или физические. Эта необходимость убивать, неутолимая страсть мучить, неудовлетворенность, которую он постоянно испытывал, прекратят грызть его только тогда, когда его арестуют и посадят под замок. Понять, что же этот человек думает, было необходимо, чтобы наконец сдвинуть это дело с мертвой точки.

Из-за пресс-конференции Нико пришлось оставить свою кропотливую работу: Мишель Коэн требовал его присутствия. Их ждали радиожурналисты, журналисты из газет и с телевизионных каналов. Пройдет немного времени, и вся Франция окажется в курсе этих трагедий. Коэн кратко изложил факты, он не слишком вдавался в детали и выбирал слова, чтобы не спровоцировать паники. Особенно внимательно он попросил отнестись к сообщению молодых женщин, которые хотя бы отдаленно напоминали двух жертв. Стоило ему закончить, как посыпались вопросы. Нико ответил на них, затем уже отдельно дал несколько интервью радиожурналистам. В зале было слишком шумно и звук был плохой… Коэн и Нико спокойно и любезно приняли правила игры: им необходимо было привлечь прессу на свою сторону, это имело главенствующее значение для продолжения дела.

* * *

Он испытывал почти сексуальное удовольствие. Еще несколько мгновений наслаждался видом бездыханного тела и устроенной им мизансценой. Он собирался уходить. Вернется домой — займется любовью с женой: ему нужна была разрядка. Жена просто сходила с ума от силы его желания. Она, вероятно, принимала это за разделенную страсть. Но от ее любви ему было ни жарко ни холодно. Она была просто предметом, позволявшим ему удовлетворять свои желания, и только из-за этого она еще не распрощалась с жизнью. Но, лаская ее, он будет думать о своей последней жертве, о каждой проведенной с ней минуте, о том, какие мучения заставил эту жертву принять.

* * *

Все комиссариаты Парижа молчали. Третьей женщины не было. На часах — восемь, а на лицах сотрудников — усталость. Все они приготовились к третьему трупу и к следовавшей за ним суете. А тут — ничего. Полное спокойствие. Расследование продвигалось медленно, а из-за отсутствия вещественных доказательств оно становилось просто тяжелым. Неужели убийца решил отложить партию? По лицам было видно, что никто в это не верил. Тогда в чем дело? Что-то помешало? Нико попытался представить себе, что могло случиться: непредвиденное собрание, изменившее расписание убийцы… Как же он должен был переживать, что не мог отдаться своим садистским наклонностям! А раз так, Нико мог позволить себе заглянуть к сестре. Ему были необходимы новые впечатления. И лучшего лекарства, чем встреча с Каролин Дальри, придумать было нельзя.

Нико появился у Тани около девяти. И сразу понял, что с его зятем, который всегда был воплощением спокойствия, творилось что-то странное. Стоило Нико переступить порог, как Алексис заявил, что должен срочно поговорить с ним. Нико кивнул, но ему было важно увидеть Каролин — все остальное могло подождать. Таня с заговорщицким видом бросилась к брату. Она была очень хороша и удивительно на него похожа. Мужчины не могли устоять перед ее длинными светлыми волосами и чудными голубыми глазами. В юности Нико не раз приходилось вмешиваться, чтобы оградить сестру от совершенно очевидных намерений молодых людей. Тогда же он многое узнал о мужском отношении к женщинам, оно всегда было ему неприятно, хотя он, бесспорно, вызывал интерес у женщин. Таня радостно расцеловала брата в обе щеки и, иронично улыбнувшись, зашептала ему на ухо: «Она красавица и умница! Ты нашел редкую жемчужину».

Когда Нико вошел в столовую, Каролин поднялась с дивана и протянула ему руку. Нико задохнулся, ноги у него подкосились, он потерял дар речи. Боже мой, как эта женщина была соблазнительна и как он хотел ее! Он смог только улыбнуться Каролин, не произнося ни слова. Перед ним была она, и без белого халата. Зеленая юбка из ткани стрейч, доходившая ей до колен, частично скрывала длинные изящные ноги. Черная блузка и черные туфли. Скромная золотая цепочка вокруг шеи, на которой билась под кожей жилка. Ему тут же захотелось стать вампиром и страстно вонзить свои клыки в белую, нежную плоть…

— Ну что вы стоите? Садитесь! — засмеялась Таня. — Чего вам налить?

— Сегодня никакого алкоголя. Мне возвращаться на работу. Фруктовый сок как нельзя кстати…

— Это из-за этих парижских убийств? — прозвучал очаровательный голос Каролин. — Я слышала о них сегодня днем в больнице. Вы были во всех информационных выпусках.