Теперь она расплатится сполна.

— Поверь мне, — произнес Кален. — Все будет хорошо.

Поверить ему? Если бы только все было так легко…

Празднества закончились поздно, и к тому времени, как Кален и Кира подошли к своей палатке, она обезумела от ужаса.

Кален придержал полог, чтобы девушка могла пройти.

— У тебя есть время переодеться и устроиться поудобнее. Нам некуда торопиться.

Одна из женщин помогла ей раздеться, и Кира сразу же надела ночную рубашку и забралась в постель. Она честно пыталась дождаться Калена и не уснуть, но глаза закрывались сами по себе, она была слишком вымотана.

Киру разбудило шуршание матраса.

Чьи-то руки обняли ее и прижали к обнаженной груди. Девушка вздрогнула.

— Расслабься, — прошептал Кален ей на ухо. — Это всего лишь я. Ничего не будет. Спи.

Но Кире почему-то уже совсем не хотелось спать.

— Я ничего не вижу, — выдавила она. — Включи свет.

— Смотреть не на что. Это лишь ты и я.

Однако ее пульс по-прежнему несся вскачь. Все нервы были напряжены, и Кира попыталась отодвинуться.

Но чем больше она старалась отстраниться, тем крепче ее обнимал Кален.

— Пожалуйста, Кален, отпусти меня.

— Кира, расслабься, ничего плохого не случится, — пробормотал он, нежно погладив ее руку.

— Я не смогу сегодня, Кален, не могу…

— И не нужно. Мы не будем ничего делать. Просто спать.

— Мы не собираемся заниматься сексом?

— Нет.

— И просто будем спать?

— Да.

— Кален, пожалуйста, пообещай, что не прикоснешься ко мне.

Кира почувствовала, как его грудь поднялась и опустилась.

— Хорошо, что постепенно я учусь игнорировать твои оскорбления, laeela.

— Но на тебе нет одежды.

— Да. А на тебе, к сожалению, есть.

Паника не исчезала.

— Тебе нужно надеть что-нибудь.

— Зачем? — Его раздражение уступило место интересу.

— Потому что так будет пристойно.

— В наготе нет ничего непристойного.

Кира отвернулась от него.

— Мне неуютно.

— Придется привыкать, потому что я всегда сплю голым. — И он еще крепче прижал ее к себе. — А скоро и ты будешь делать то же.

Сквозь ночную рубашку Кира чувствовала жар его тела, и у нее внутри тоже зародилось ответное тепло.

— Я в этом сильно сомневаюсь.

— Немного больше оптимизма.

— Ты можешь захотеть жениться еще на ком-нибудь.

Он прошептал ей в ухо:

— Никаких шансов.

Долгое мгновение в палатке царила тишина. Лежа в его объятиях, Кира ощутила странную уверенность и чувство единения.

— Невинность — это не то, чего нужно стыдиться, — произнес Кален через пять минут. — Наоборот, я восхищаюсь тобой.

— Потому что я девственница?

— Да.

— А почему ты восхищаешься мной, зная, что в свои двадцать три я девственница?

— Это говорит о самоуважении. Это говорит о том, что ты не отдалась первому мужчине, который попросил тебя об этом.

— Полагаю, что ты, например, с легкостью мог бы получить все, чего хочешь. Как и многие мужчины.

Его грудь вздрогнула от смеха.

— Ты женофобка?

— И феминистка одновременно.

— Так расскажи мне, как феминистка начала танцевать в группе поддержки «Ковбоев Далласа»?

Кира поколебалась, обдумывая ответ.

— Очень, очень осторожно.

Кален снова рассмеялся, и Кира повернулась к нему лицом.

— Ты же знаешь, что моя мать была закоренелой феминисткой.

— Я слышал о ее либеральной деятельности.

— Либеральной — это слишком мягко сказано. — Кира никогда не понимала свою мать. Не понимала, как какая-то теория может быть важнее, чем время, проведенное с дочерью. Если она не была занята написанием очередной книги о социальной эволюции, взлете и падении женской власти на Западе, то читала лекции.

— Однако твой отец не похож на либерала, — заметил Кален.

— Ты прав. Он был воплощением вызова женской доле. А мама никогда не была способна проигнорировать подобный вызов.

— Ты злишься на нее.

— Нет, не злюсь. Она умерла. — Умерла три года назад от рака, о котором даже не подозревала вплоть до того момента, когда было поздно что-то предпринимать.

— Ты скучаешь по ней.

— Да. Но если бы она была жива, мы все равно не были бы близки. Я не была для нее достаточно вызывающей.

— Да ты просто воплощение вызова, laeela.

— Да нет. Я стала, скажем так, продуктом ее тела, а не разума. А вот своих студентов мама и в самом деле любила. И они обожали ее. Ее читатели восхищались каждым словом, вышедшим из-под ее пера. А мне хотелось играть в куклы и научиться готовить карамельный крем.

Он нежно поцеловал девушку в лоб.

— Мне нравится карамельный крем.

Кира рассмеялась.

— Не могу представить тебя поедающим пудинг.

— Есть еще уйма всего, чего ты обо мне не знаешь, — Кален снова поцеловал ее, на этот раз в губы.

Кира свернулась калачиком, прижавшись к нему, положила голову ему на грудь и уснула, слыша ровное биение его сердца.

На следующее утро она проснулась в одиночестве, но ей по-прежнему было тепло и уютно. Впервые за много недель она хорошо выспалась.

Ее покой был нарушен громкими криками снаружи.

Нехотя поднявшись, девушка надела бурнус прямо поверх ночной рубашки и высунула голову из палатки.

Мужчины быстро собирали палатки по всему лагерю. Укрытия из ткани скатывались в тугие рулоны, погонщики кричали на верблюдов, заставляя животных опуститься, чтобы привязать к седлам весь груз.

Кален стоял в группе людей. Должно быть, кто-то ее заметил и сказал ему об этом. Мужчина развернулся и направился к ней. Полы его белого одеяния развевались на ветру.

— Доброе утро.

Произнеся это официальное приветствие, Кален наклонился к ней и поцеловал сначала в правую, а затем левую щеку.

В тот момент, когда губы мужа коснулись ее кожи, Кира с потрясающей ясностью вспомнила ночь, проведенную в его объятиях.

— Ты хорошо спал? — спросила она.

— Очень хорошо, — ответил Кален, его золотистые глаза сияли. — А ты?