– Григорий Александрович!

Бывший следователь вскинул голову и вопросительно посмотрел на меня.

– Что, не узнаете? – улыбнулся я.

– Н-нет, – ответил Седых, всматриваясь в мое лицо.

– Мы как-то с вами были в одной компании, – сообщил я, соврав. – Вы еще жаловались, что вас достала реклама Дмитрия Киселева…

Бывший следователь сморгнул.

– Ну Киселев еще все время повторял: «Как по мне, так свобода слова, это когда называешь вещи своими именами… Хватит мямлить, пора говорить как есть»… – процитировал я. – И размахивал руками с огромными ладонями. Помните?

– А-а-а, – протянул Седых.

Конечно, он вспомнил не меня, а эти слова, навязшие в зубах у Димы Киселева и крайне раздражающие девяносто девять процентов населения, смотрящего телевизор. А может, отставной следак в какой-нибудь компании собутыльников и правда говорил, что эта реклама его достала. Поскольку достала она всех. В том числе и меня…

– Вот и славно, – осклабился я. – Вот, проходил мимо и решил: дай, думаю, зайду к Григорию Александровичу. Справлюсь, как здоровье, то да се. Тем более что у меня с собой кое-что имеется…

Я отвернул полу пиджака, обнажив горлышко белоголовой, загодя припасенной мною после того, как я узнал, что Седых страстно обожает кушать водку. Бывший следак довольно улыбнулся и кивнул, что означало: ступай, мол, за мной. И открыл дверь подъезда.

– Ну что встал, пошли, – сказал он мне, чуть замешкавшемуся, и пропустил меня вперед…

В подъезде стоял стойкий запах старух, кошачьей мочи и еще какой-то острой кислятины. Соединившись, эти запахи создавали такую атмосферу, что начинали слезиться глаза.

Григорий Александрович жил на втором этаже. Не снимая обуви, мы прошли на кухню. Седых открыл холодильник, достал кусок колбасы, разрезал его на толстые кругляши и выжидающе уставился на меня.

– Ах да, – спохватился я и выставил бутылку на стол.

Седых одним движением быстро свинтил горлышко, взял с разделочного стола две чашки и налил по половине мне и себе.

– Ну, – поднял он свою чашку, – за что пьем?

– За встречу, – немного подумав, сказал я.

– Хороший тост, – произнес Григорий Александрович и, не дожидаясь меня, выпил. Потом отломил от кругляка колбасы уголок и отправил его в рот. Выпивохи закусывать не шибко любят…

Я сделал глоток и поставил чашку на стол. Седых покосился на меня, но ничего не сказал.

– На работу-то как, не тянет? – сказал я, чтобы хоть с чего-то начать разговор.

– Нет, – ответил бывший следователь. – Не тянет.

– А что так? – поинтересовался я.

– Да надоело все до чертиков, – промолвил Седых. – Рутина, кровь, грязь… Устал я!

После ста граммов водки Григорий Александрович малость посвежел, налился румянцем и даже как-то помолодел. Поначалу мне казалось, что ему крепко за шестьдесят. Теперь же бывшему следаку можно было бы дать не более пятидесяти пяти. Он походил на постаревшего, но еще бодренького майора Глухаря.

– А вы не слышали, тут в пятницу утром человека на остановке взорвали, – осторожно произнес я.

– Взорвали? – Седых приподнял кустистые брови.

– Да, – сказал я. – Радиоуправляемый заряд… Он был в «дипломате», который поставили прямо у его ног…

– А ты откуда все это знаешь? – посмотрел на меня Григорий Александрович немного подозрительно.

– Да я мимо этой остановки на работу шел, – сказал я. – Отошел уже шагов на десять, а позади как рванет! Меня в спину взрывной волной ударило, я едва на ногах удержался.

– И что, допрашивали тебя? – произнес Григорий Александрович Седых, посматривая на бутылку.

– Да, допрашивали. Я же свидетель получаюсь, – ответил я.

– И сколько человек на этой остановке погибло? – спросил бывший следователь.

– Один, – ответил я и бросил быстрый взгляд на Григория Александровича, добавив: – Нехватов фамилия…

Седых вскинул на меня прояснившийся взгляд:

– Как, говоришь, фамилия?

– Нехватов, – повторил я. И добавил удивленно: – А вы что, знали его?

– Ну если этого Нехватова звали Геннадием Павловичем… – сказал было Седых, но я его перебил:

– Точно! Его звали Нехватов Геннадий Павлович, я слышал, что его следователь так называл…

– …тогда знал, – закончил Седых.

– Вот это да-а-а, – протянул я и, взяв бутылку, плеснул в чашки. Побольше бывшему следователю и поменьше мне. – Может, расскажете?

– Может, и расскажу, – глубокомысленно заявил Григорий Александрович и слил содержимое чашки в рот, закусив опять крохотным (с ноготь) кусочком колбасы. Я тоже выпил глоточек. Правда, скорее обозначил, что выпил, нежели действительно выпил…

– Он ко мне дважды приходил, – после минутного молчания произнес Седых.

– Кто? – сделал я вид, будто не понял, о ком идет речь.

– Нехватов, – посмотрел на меня Седых как на неразумное дитя. – Первый раз, когда я еще в отделе работал. А второй, кажись, пару месяцев назад.

Он замолчал, невесть о чем раздумывая. Я немного подождал, не скажет ли еще чего Седых, а потом спросил:

– А зачем он к вам приходил-то?

– Значит, надо было, – произнес Григорий Александрович фразу, которая меня крайне не устраивала. Если он сейчас упрется и станет играть в игру, которая называется тайна следствия, мне от него уже ничего не добиться. Поэтому я не стал торопить события и налил еще половину чашки. Бывший следователь осуждающе посмотрел на меня и произнес:

– Не части.

– Понял, – сказал я.

Какое-то время Григорий Александрович смотрел на меня, явно вспоминая, где он мог меня видеть и как меня зовут. Но вспомнить мое имя ему было мудрено, поскольку Седых его никогда и не знал. Поэтому он решился спросить напрямую:

– Прости, запамятовал, как тебя кличут…

– Аристархом меня зовут, – ответил я и дружелюбно улыбнулся. Но ответной улыбки не разглядел.

– Ариста-а-архом, – протянул Седых. – Ну и кто ты? – уперся в меня взглядом бывший следователь.

– Да ты что, Григорий Александрович, и правда меня не помнишь? – с легкой обидой в голосе произнес я. И ответил без заминки то, что в данную секунду пришло мне в голову: – Я же приятель Николая…

– Кольки Никольцева, что ли? – улыбнулся наконец Седых.

– Ну да, – я натурально расплылся в улыбке.

– Хороший мужик…

Глаза Григория Александровича потеплели, и теперь если он бросал на меня взгляды, то они были вполне доброжелательные.

– Ну что, выпьем? – предложил я.