Дело идет с трудом. Боже, как он устал! Облокотился на черенок лопаты. Поднял голову и посмотрел на мальчика. Тот сидел неподвижно. Опять взялся за дело. Не прошло и получаса, как выбился из сил и стал отдыхать после каждого взмаха лопатой. Наконец показался кусок фанеры, обитой рубероидом. Отгреб землю по краям. Дверь размером приблизительно три на шесть футов, с краю — кольцо с замком, упрятаны в целлофановый пакет. Отдыхал, держась за рукоять лопаты, упершись лбом в треугольник согнутого локтя. Когда в очередной раз распрямился, увидел, что мальчик стоит рядом, всего в нескольких шагах. Испуган. Шепчет:

— Пап, не поднимай.

— Не волнуйся.

— Пожалуйста, пап. Ну пожалуйста.

— Ничего страшного.

— Нет, мне страшно.

Кулаки прижаты к груди, в страхе подпрыгивает. Отец бросил лопату, обнял его.

— Ну, ну, успокойся. Пошли посидим на крыльце, отдохнем.

— А потом пойдем дальше?

— Давай посидим.

— Хорошо.

Устроились в одеялах на крыльце и смотрели на улицу. Так сидели довольно долго. Пытался объяснить мальчику, что никаких трупов, закопанных во дворе, нет и быть не может, но тот не хотел слушать, заплакал. Чуть погодя сам начал верить, что страхи мальчика оправданны.

— Давай посидим. Даже говорить не будем.

— Хорошо.

Вошли в дом и заново его осмотрели. Нашел пивную бутылку и старую потрепанную занавеску, и оторвал от нее кусок, и пропихнул его в бутылку разогнутым крючком от вешалки.

— Ну вот, теперь у нас есть новая лампа.

— На чем она будет гореть?

— Я нашел немного бензина. В сарае. И масло. Я тебе покажу.

— Хорошо.

— Пошли. Все будет хорошо, клянусь.

Но когда наклонился к мальчику и заглянул под одеяло, то сильно испугался: что-то в сыне надломилось. Навсегда. И уже никак этого не исправить.

Вышли из дома и пошли к сараю. Поставил бутылку на скамейку и достал отвертку, и в одной из банок пробил отверткой дырку, а потом еще одну, чтобы масло лучше вытекало. Вытащил из бутылки фитиль и наполовину заполнил ее маслом, тяжелым, тягучим от холода и длительного хранения. Отвинтил крышку на канистре, и из пакетика с семенами свернул воронку, и долил бензина в бутылку. Пальцем ее закупорил и хорошенько встряхнул. Затем отлил немного в глиняную миску, и взял фитиль, и при помощи открывалки пропихнул его внутрь бутылки. Из кармана достал кусок кремня и плоскогубцы и стал кремнем ударять по зазубренным краям. Пару раз стукнул, а потом остановился и добавил бензина в плошку.

— Может вспыхнуть.

Мальчик кивнул.

Удалось высечь несколько искр, от них загорелся бензин — ш-ш-ш-у-у-у-х. Наклонился, и схватил бутылку, и слегка ее наклонил, и поджег фитиль, и затушил пламя в плошке, и протянул коптящую бутылку мальчику.

— На, держи.

— И что я должен с ней делать?

— Прикрывай ладонью огонь. Не дай потухнуть.

Он встал и вытащил револьвер из-за пояса. Сказал:

— Дверь в земле на первый взгляд ничем не отличается от остальных. Но это только на первый взгляд. Я знаю, тебе страшно. Это нормально. Там могут оказаться полезные вещи, поэтому надо взглянуть. Все остальные места мы проверили. Это — последнее. Мне нужна твоя помощь. Если не хочешь держать лампу, бери револьвер.

— Лучше подержу лампу.

— Пойми, хорошие люди поступают именно так. Они продолжают начатое и не сдаются.

— Я понимаю.

Пошли во двор, оставляя за собой черный шлейф дыма от коптящего светильника. Засунул револьвер за пояс, и взял лопату, и стал ковырять фанеру вокруг засова на двери. Подсунул острие лопаты под засов и наполовину его выдернул. Потом нагнулся, ухватился за замок и, хорошенько крутанув, выдернул и забросил его в траву. Глянул на сына и спросил: «Ты как, ничего?» Мальчик молча кивнул, держа светильник перед собой. Рывком поднял дверь и откинул ее на траву. Земля с шорохом посыпалась вниз по узким ступенькам из грубых неотесанных досок. Протянул руку и забрал у ребенка светильник. Начал спускаться, но вдруг развернулся, и потянулся к сыну, и поцеловал его в лоб.

Стены бункера сложены из цементных блоков. Бетонный пол выложен кафелем. Парочка кроватей с панцирными сетками — по одной у каждой стены; в ногах свернутые по-армейски матрасы. Повернулся и посмотрел на сына, застывшего на верхней ступеньке, щурящегося из-за дыма светильника. Потом спустился ниже, сел, поднял светильник.

— Боже! О боже!

— Что там, пап?

— Спускайся. О боже! Спускайся скорей.

Коробки, одна на другой, до самого потолка. Банки помидоров, персиков, бобов, абрикосов. С ветчиной. С тушеной говядиной. Сотни галлонов питьевой воды в десятилитровых пластиковых канистрах. Бумажные полотенца, туалетная бумага, одноразовые тарелки. Полиэтиленовые мешки для мусора, забитые одеялами. Он сжал голову руками: «О господи!» Снова посмотрел на ребенка.

— Все в порядке. Спускайся сюда.

— Пап?

— Да спускайся же. Спускайся и посмотри сам.

Он поставил светильник на ступеньку, дотянулся до мальчика и взял его за руку.

— Давай. Все в порядке.

— Что ты нашел?

— Все. Абсолютно все. Посмотри, сам увидишь.

Помог мальчику спуститься по ступенькам, поднял повыше светильник, чтобы лучше видеть.

— Видишь? Ты видишь?

— Что это такое?

— Еда. Можешь прочесть?

— Груши, здесь написано «груши».

— Правильно, «груши». Здесь написано «груши»!

Он почти упирался головой в потолок. Пригнулся, чтобы не удариться о металлический зеленый фонарь, висящий на крюке у них над головами. Держа мальчика за руку, пошел вдоль рядов одинаковых коробок. Бобы в остром мясном соусе, кукуруза, тушенка, суп, соус к спагетти. Богатства исчезнувшего мира.

— Почему здесь столько всего? — спросил мальчик. — Это все настоящее?

— О да. Настоящее.

Выдвинул одну из коробок, надорвал и достал банку персиков.

— Кто-то на всякий случай делал запасы.

— Но не смогли воспользоваться?

— Не смогли.

— Умерли?

— Да.

— А нам можно что-нибудь из этого взять?

— Конечно, конечно. Эти люди хотели бы, чтобы мы воспользовались их продуктами. На их месте мы поступили бы точно так же.

— Они были хорошие?

— Да, хорошие.

— Как мы?