Вопрос детей тоже оказался непростым. Ник мечтал о целой футбольной команде сыновей. Я, как и мои сестры, представляла себя домашней мамой. Поскольку финансовые проблемы уже заявили о себе, мне вовсе не следовало удивляться, когда я услышала, что нам будут нужны оба наши источника дохода. И как он это себе представляет? Ник уверил меня, что благодаря своему длительному учительскому отпуску я смогу рожать детишек в летние каникулы, даже не уходя в декретный отпуск!

Я, обычно такая жизнерадостная, заметно приуныла. Те же люди, которые прежде охали и ахали над моим кольцом в форме сердечка, теперь, казалось, были полны решимости довести дело до свадьбы. Когда я выражала сомнения, которые множились с каждым днем, меня уверяли, что у всех невест бывают предсвадебные «нервы», и советовали не обращать на них внимания.

Вечером накануне похода за свадебным платьем, который я планировала вместе со своей матерью, Ник добавил ту самую пресловутую последнюю соломинку, которая сломала спину верблюду. Он объявил, что собирается поставить загон для моих собак в переднем дворике, чтобы они не бегали где попало. Тогда на моем большом заднем дворе можно будет устраивать барбекю и прочие развлечения. У меня отпала челюсть. Я специально выбрала этот небольшой дом с большим двором, чтобы Банни и Флаффи было где гулять на свободе! Все контролирующие меры, которые применял ко мне Ник, побледнели, когда до меня дошло, что, если мы поженимся, плохо будет не только мне.

Я позвонила маме и сказала, что отменяю наш поход за свадебным платьем и, если уж об этом зашел разговор, саму свадьбу тоже. И была очень рада, что она не стала напоминать мне о моих «преклонных» годах или пытаться отговорить меня от поспешного решения. Оно в любом случае было не поспешным, а назревало несколько месяцев.

Можно ли сказать, что я потерпела неудачу в достижении своей последней цели? Предпочитаю думать, что я, скорее, сумела вовремя спрыгнуть с рельсов, убравшись с дороги мчащегося поезда.

Я стояла у дверей кабинета профессора Миллс, уставившись на черные крапинки на полу и размышляя о своей итоговой оценке.

После трех лет специализации в английском языке я наконец набралась храбрости, чтобы выбрать свой первый курс творческого письма. Слова давно и тайно были моими лучшими друзьями, и, хотя я никому об этом не говорила, мне хотелось когда-нибудь сделать с их помощью карьеру. И наверняка, думала я, моя сегодняшняя оценка станет индикатором будущих успехов.

Дверь скрипнула, открываясь, и профессор Миллс пригласила меня в кабинет. Она вытащила мое сочинение из папки, лежавшей на столе, и сунула мне в руки. На меня уставилась здоровенная красная «тройка». Я опустила глаза. Моим первым побуждением было бросить листки и убежать.

Но профессору Миллс этого было мало. Она подняла брови и с почти незаметной змеиной улыбочкой проговорила:

– Боюсь, вам никогда не стать публикуемым писателем.

Мои щеки вспыхнули. Я кое-как сумела пробормотать «до свидания», развернуться и нащупать дверную ручку. Всю дорогу до конца коридора эти слова подскакивали и метались у меня в голове. Всю дорогу до дома я гадала, правдивы ли они.

Когда я рухнула на постель, наконец пришли слезы. Я-то думала стать известным писателем, а меня даже никогда не опубликуют! Вот так, в возрасте двадцати двух лет, распростершись на своем персиковом одеяле, я отказалась от мечты сделать карьеру в литературе.

Жизнь продолжалась. Я получила другую профессию и начала преподавать в начальной школе. Вышла замуж, родила детей, но никогда полностью не отказывалась от слов. Я продолжала много читать, но мои литературные опыты ограничивались в основном редкими заметками, нацарапанными в самодельном дневнике.

Что-то изменилось вскоре после моего тридцать девятого дня рождения. Возможно, я наконец осознала пустоту, возникшую в моей жизни из-за того, что я игнорировала свою потребность писать. Может быть, это было как-то связано с приближавшимся юбилеем и осознанием, что мое время не бесконечно.

Я преисполнилась решимости посрамить слова профессора Миллс, которые слишком долго правили моей жизнью. Пришла пора заново познакомиться со своей мечтой.

Я стала писать – дома, после того как дети уходили на занятия в школу; в машине на парковке; посреди ночи, когда у меня случалась бессонница. Я часами просиживала в библиотеке и книжном магазине, читая и просматривая журналы и списки издательств.

Поначалу я писала все подряд – короткие рассказы, сказки, стихи для поздравительных открыток и даже кулинарные рецепты, и отсылала их в журналы и газеты. Когда приходили отказы, слова профессора Миллс снова назойливо жужжали у меня в голове. Но я не сдавалась.

И вот почти год спустя наконец чудо свершилось! Один из журналов опубликовал мой рецепт печенья с арахисовым маслом, которым в свое время поделилась со мной мама. Журнал заплатил мне десять долларов, но эти деньги казались мне чистым золотом. Я стала публикуемым автором!

Я продолжала рассылать свои работы – в тот год их было 118; но получила 89 отказов. Каждый из этих отказов ныл и саднил, как заново вскрывшаяся старая рана. Я напоминала себе, что не каждый отказ бывает непосредственно связан с качеством письма. И сосредоточивалась не на отказах, а на 29 принятых работах.

В следующем году я записалась на первый в своей жизни семинар для начинающих писателей. Сомнения начали одолевать меня где-то на двухсотмильном пути к отелю, где он проходил.

«Что, если это всего лишь глупая мечта?» – гадала я.

Но на следующее утро я поглубже вдохнула и вошла в конференц-зал с ноутбуком под мышкой. За мной по пятам незримо следовала профессор Миллс. «Вам никогда не стать публикуемым писателем!» – гремел ее голос в моих ушах.

Я игнорировала ее, записывая все полезные сведения о писательском ремесле, какие услышала за эти выходные. Вернулась домой после семинара, вдохновленная и готовая трудиться еще усерднее.

Вскоре я прошла онлайн-курс творческого письма и за время учебы познакомилась с несколькими начинающими писателями. Мы начали переписываться, делиться своими историями частых неудач и редких побед, которые были очень похожи между собой. И я усвоила писательскую мантру: никогда не сдавайся. Это общение приносило мне утешение.

Так я продолжала писать и предлагать на рассмотрение свои работы. Отказы и публикации чередовались, почти никогда не сравнивая счет.

Через некоторое время я записалась на следующий семинар, где наши работы должны были критиковать профессиональные редакторы. И я поймала себя на том, что стою у дверей конференц-зала, глядя теперь уже на бурые крапинки на гостиничном ковре. Будто я снова студентка, ожидающая вердикта.