В дополнение к Указу от 22 июля того же года нарком юстиции и прокурор СССР издали совместный приказ, согласно которому рабочие, ушедшие на обед более чем на 20 минут раньше положенного времени и вернувшиеся с трапезы более чем через 20 минут после официально установленного времени, должны были привлекаться к судебной ответственности, как за прогул.[118]

Первый приказ директора завода № 92 А. Е. Еляна по преданию суду 38 прогульщиков был подписан 20 июля. В дальнейшем, в течение месяца, в суд передали дела еще на 201 прогульщика.[119]В результате этих мер в сентябре количество прогульщиков сократилось в среднем с 25 до 8 человек в день. Но в то же время резко возросло сокрытие прогулов и предоставление задним числом административных отпусков, и реальное состояние дисциплины улучшилось незначительно.

За первые десять лет существования завода № 92 проблемы трудовой дисциплины оказывали сильное влияние на его работу. Прогулы и опоздания, многочисленные поломки и аварии оборудования, несмотря на постоянную борьбу с ними, дезорганизовывали работу цехов, порождали высокую текучесть кадров. Подобная ситуация складывалась на всех предприятиях страны, из-за чего и появился пресловутый Указ от 26 июня, фактически вернувший в промышленность крепостное право, забытое в России 80 лет назад.

Однако массовые прогулы и текучесть кадров вовсе не оправдывают драконовских мер, принятых сталинским руководством. Вместо того чтобы создать эффективную систему стимулирования труда, предпочли просто прибегнуть к банальной принудиловке. Кроме того, Указ от 26 июня фактически означал поражение советской власти в идеологическом воспитании трудящихся. Тем самым власть признала, что одними только лозунгами типа «трудись ради Родины» и призывами к энтузиазму заставить людей хорошо работать не удалось. Поэтому власти дальше решили действовать по принципу «Не хочешь – заставим!»

Поначалу территория вокруг машиностроительного завода № 92 в Горьком была в основном пустынной и неосвоенной. Но с 1932 г. началось создание жилого поселка в районе станции Варя, впоследствии названного Калининским. В 1932–1933 гг. там были заселены 12 675 кв. метров жилья. Первоначально возводились многокомнатные бараки, почти лишенные удобств, но одновременно началось строительство благоустроенных домов.

Барак вообще стал особым типом архитектуры, в основном свойственным сталинской России. Как правило, эти одноэтажные прямоугольные здания строились без фундамента на основе деревянного каркаса. Внутреннее устройство было весьма примитивным. В торцевых стенах находились двери, соединявшиеся проходившим через весь барак длинным коридором. По его сторонам располагались двери в «квартиры». Реже строились бараки на два-три подъезда по шесть – восемь квартир. В этом случае двери располагались с фасада.

Никаких инженерных коммуникаций в бараках не было, и потому на улице строился общий туалет с выгребной ямой. Отопление осуществлялось печками, индивидуально установленными в каждой квартире. Кухонь тоже не имелось, и жильцы сами мастерили в своем жилище место для приготовления пищи. За водой ходили на общую колонку.

Материалы заседаний завкома завода № 92 свидетельствуют о том, что жилищные условия во всех рабочих поселках, а особенно на 1-й и 3-й площадках, были просто ужасными. Печи были собраны безобразно, вследствие чего дым из них шел не в трубу, а в соседние квартиры. В домах № 52 и 55 Калининского поселка не было электровыключателей, оконные стекла вываливались от ветра, не было форточек, из печей шел дым, входные двери не закрывались, радио работало плохо.

В школах и в так называемом детском очаге питание было крайне плохим, бытовые условия также тяжелые. На заседаниях завкома неоднократно поднимался вопрос об ужасном состоянии детского очага. Проблема усугублялась тем, что он находился на балансе районного отдела народного образования (РОНО), которое из-за нехватки средств не могло обеспечить учреждение даже продуктами. Не было горячих завтраков, койки были переломаны, и дети спали на стульях. Не хватало постельного белья. В 1935–1936 гг. деточаг дважды вообще закрывался из-за отсутствия еды.[120]В школе Калининского поселка также дела обстояли плохо. В классах учились по 50 человек, на всех учеников имелся только один туалет.

Условия в жилом бараке № 2 описывалиись так: «теснота, продукты хранятся под койками, клопы, блохи, не хватает воды». В общежитии 3-й площадки рабочие жили «в комнатах по 20 человек, стекла разбиты, вся штукатурка отвалилась, процветает воровство». Не было кухонь и даже элементарных умывальников. В бараке № 20 пять семей проживали в одной комнате с дырявой крышей, дымящими печами, неработающими плитами, без питьевой воды, используя для питья и приготовления пищи дождевую воду. Последнюю собирали в емкостях, установленных под дырами в кровле.[121]На 1-й площадке на четырнадцать домов были только две уборных на улице, и те были буквально переполнены нечистотами. Тяжелое положение с туалетами было и на самом заводе. К примеру, ремонтно-механический цех вообще не имел своей уборной, вследствие чего работавшим там приходилось справлять нужду где придется.[122]

Рабочие, жившие в поселке Бурнаковка, не имели даже света. В ходе проверки жилищных условий ударника Кормушина, проживающего в поселке Молитовка, оказалось, что его семья из шести человек проживала в квартире площадью 26 кв. метров. В рамах были разбиты стекла, из печи шел дым, стены промерзли. Все дети болели. На 1-й площадке в доме № 23 проживал Л. В. Рульков с семьей из четырех человек. Площадь его комнаты составляла 18 кв. метров, из печной кладки внутрь нее шел дым, крыша протекала, штукатурка со стен отваливалась. Нередко муж и жена, неслыханное дело, жили в разных квартирах, так как ни в одной из них не было места для совместного проживания![123]

Особенно тяжело приходилась одиночкам, то есть рабочим без семьи и родственников. Пока они были на работе, их имущество нещадно разворовывалось соседями. В то же время после смены они не успевали ничего купить в магазине, поскольку продукты в нем заканчивались еще днем.

Конечно, надо отметить, что зачастую плохие бытовые условия создавались самими жильцами из-за их низкой культуры. В протоколе № 3 расширенного пленума завкома от 21 января 1934 г. отмечалось, что «рабочие колют в комнатах дрова, льют, куда не следует воду». Подозрительно много было домов с «битыми стеклами». И, правда, кто-то же их все-таки побил! Как говорил профессор Преображенский в культовом «Собачьем сердце»: «Разруха?! Кто это? Старуха с клюкой, выбившая все стекла?»