– Ой, да что вы… – тут же прониклась его печалью Тамара. – Как же это может быть, чтоб мужчина один жил? Ни поесть некому приготовить, ни постирать…

– Да. Насчет поесть – это вы правильно подметили, Тамарочка. Я уже и вкус настоящей домашней еды забыл, по-моему. Только не поду майте, ради бога, что я к вам в гости напрашиваюсь! Вовсе нет!

– Так отчего же? Отчего ж нет-то? Как раз и приходите, я приготовлю вам что-нибудь вкусненькое! Что вы любите? Вы только скажите!

– Что? Не знаю что… Да я вообще всеяден, как все мужики! Просто надоело есть общепитовскую еду. Сами же знаете, как там готовят. Без души. Но мне как-то неловко вас обременять…

– Ой, да чего там – неловко! Приходите! Прямо нынешним вечером и приходите! Посидим в домашней обстановке, поговорим…

– Ну, хорошо, – задумчиво протянул неизвестный Артемий на том конце провода. – Хорошо, раз так… Говорите адрес, Тамарочка! И еще… вы какое вино предпочитаете? Белое? Красное? Или, может, шампанского привезти?

– Ой, да мне все равно… Я вообще-то непьющая…

– Так и я тоже этим делом не увлекаюсь. Но если для знакомства, так, чисто символически – отчего ж нет?

– Ну, тогда на ваш вкус. Что принесете, то и принесете. Приходите часикам к семи. Записывайте адрес…

Продиктовав адрес, она положила трубку, радостно-возбужденно схватилась за щеки, заметалась глазами по чистенькой, будто в ожидании ее семейного счастья затаившейся квартирке. Так. В первую очередь надо одеться как-то понаряднее. Не в халате же старом гостя встречать! Посмотрим, что у нас там есть понаряднее…

Распахнув дверцы шкафа, она начала торопливо выуживать на белый свет свои наряды, осматривать их критически. Может, платье выходное надеть, бархатное, зеленое? С бусами? Нет, слишком уж оно парадное, еще подумает – вот баба с дурной радости вырядилась… Надо бы поскромнее чего-нибудь. Вот, костюмчик черненький трикотажный с серебряной блескучей вышивкой на груди… Нет, тоже не подойдет. Слишком уж мрачно получается. А вот блузка шелковая, вся в желтых ярких цветах… Вот блузку, пожалуй, надеть можно. С брюками. Или нет, с бриджами! У нее же бриджи новые куплены! Она долго не решалась их купить, слишком уж неподходящей казалась эта одежка для ее полной, животом вперед смотрящей фигуры… А потом пригляделась на улице – каждая вторая полная баба в этих самых бриджах идет! А она что, хуже их, что ли? Раз этот проклятый живот к сорока годам захотел сам по себе вперед выпереть, уж и модного ничего надеть нельзя?

Нарядившись в джинсовые, со смешным отворотиком по краю короткие штаны и яркую блузку, она торопливо-кокетливо повертелась перед зеркалом, заодно чуть подъерошив высветленную короткую челку. Жаль, конечно, не успела в парикмахерскую сбегать. Ну да ничего, это можно будет и потом… Теперь главная задача – накормить мужикашку повкуснее! Чтоб проникся, чтоб оттаял. Это ж надо – целый год без жены живет… Вдовец, стало быть…

На кухне она с ходу распахнула дверцу холодильника, задумалась, решительно сведя белесые бровки к переносью. Так, что мы тут имеем? Вот, например, приличный кусок свинины имеем. Можно отбивные хорошие сделать. А вот фаршик домашний есть, говядина со свининой, опять же котлеток налепить можно… Наверное, котлетки более кстати будут? С лучком, с чесночком, с зеленью… И чтоб большенькие по размеру были – на полтарелки! Пусть не думает, что она какая-нибудь там… жадная. А на гарнир можно картошки нажарить – с хрустящей корочкой. Уж что-что, а картошка с хрустящей корочкой у нее всегда знатно получалась. Просто надо ее в кипящее масло чуть подсушенной бросать. Ну все, решено! Делаем для мужикашки на ужин картошку и котлетки домашние! Чтоб запах на всю квартиру стоял! Чтоб как зашел, так и растаял от одного только запаху.

К семи часам стол в комнате был уже накрыт. Тарелочки она достала из запасов – десять лет никому до них дотронуться не давала. Еще чего! Чтоб из таких красивых тарелок – с синей по всему полю мудреной росписью – просто так еду есть! А теперь чего ж – теперь можно. Настал ее час. Теперь можно и каждый день, пожалуй, из таких тарелок есть… Правда, фужеры, из тех же запасов на белый свет извлеченные, к этим тарелкам совсем по цвету не подошли. Зеленые были фужеры-то. Матовые, толстого стекла. Она тогда их еще покупала, когда со всякой красивой посудой напряженка была. Тогда это сильно модно было – всякие цветные фужеры на стол ставить. Вот она и купила – впрок. И припрятала. До лучших времен. Ох уж как, бывало, они с Викой насчет этих «лучших времен» пластались!

Никак она не хотела ее понять… Зачем, говорит, есть из треснувших старых тарелок да чай из граненых стаканов пить, когда у тебя новая посуда по шкафам припрятана? Надо, говорит, уметь жить сегодня, здесь и сейчас, а не откладывать нормальную жизнь на потом! Так сердилась на нее, дурочка… Не понимала по своему малолетству, что, когда думаешь все время про это «потом», когда мечтаешь о нем долгими одинокими бабьими ночами, то жить будто и легче становится. И отказывать себе во всем ради этого «потом» – тоже легче. И экономить на копейках – легче. Можно сказать – веселее даже. Экономия – она ж тоже веселой быть должна! Как Сонюшка однажды сказала по-умному – с элементами нищенского творчества… Грустно так сказала, ее, Тамару, жалеючи. Вроде как за нее заступилась.

Вообще, страсть к этой веселой и хитрой экономии ей, наверное, от бабки в наследство передалась. От отцовой матери. Еще тогда, когда они с матерью при отце жили, в леспромхозовском поселке, она любила к бабке бегать да за ее экономным хозяйством наблюдать. О, это и правда надо было видеть, как бабка со своим хозяйством справлялась! У нее в доме даже помойного ведра не было. А был один только все определяющий принцип – ничегошеньки не выбрасывать. Из всего хоть на копеечку, а выгоду извлекать. Вот, например, взять те же картофельные очистки… Вот куда их приспособить, казалось бы? Выбросить только? Ан нет… Бабка их, пока свеженькие, водой колодезной заливала да в укромное местечко ставила денька на два-три. А потом вытащит, воду сольет, а на дне кастрюльки – ложка крахмала образовалась… И так во всем. Все соседи, помнится, над ней посмеивались потихоньку, а она, внучка Тамарочка, никогда не смеялась. И отец тоже не смеялся. Говорил – это у нее из голодного детства такие привычки произросли. Вся семья ее, говорил, в голодуху где-то в Поволжье сгинула, она одна чудом спаслась… Бабушка и маму все время пыталась приучить к такой вот интересной экономии, но мама только отмахивалась да фыркала раздраженно. Конечно – зачем ей эта наука, раз на уме одно стихоплетство бестолковое было…

Зато теперь – вот оно! Какая красота на столе! Сберегла, пригодилось! А то, что по цвету тарелки к фужерам не подходят, – пустяки. Подумаешь! Может, он и внимания на такие мелочи не обратит? А если спросит, так она ему скажет – это, мол, стиль сейчас такой пошел, сильно современный. Модерн…

Звонок в дверь раздался ровно в семь, минута в минуту. Тамара вздрогнула, схватилась за гулко ухнувшее вниз сердце, на ватных ногах пошла в прихожую – открывать. Глянув мельком на себя в зеркало, торопливо состроила на лице изысканно-гостеприимную улыбку. По крайней мере, она очень старалась, чтоб улыбка была изысканная – в меру вежливая, в меру спокойная. Может, где-то и грустно-печальная даже. Она ж не девочка молоденькая, в самом деле, чтоб от прихода в дом гостя подпрыгивать радостно?