вокруг фронтовых дел — главным образом распоряжений своего и вражеского командования: иногда правильных, толковых, верных; иногда — абсолютно бесполезных, а то и вообще вредных — и вертелся первый обстоятельный разговор, завязавшийся между Подгорбунским и Громаком по пути из танковой школы в действующую воинскую часть. А ещё — вокруг мирной жизни, той, что была в их горячо любимой Родине до начала самой кровопролитной в человеческой истории бойни, и той, что будет — после Победы…

Завязал этот разговор Иван, сгоравший от любопытства: мол, что это за гусь отобрал именно его из сотен курсантов танковой школы и какие функции придётся выполнять ему — новоявленному водителю-механику одной из лучших в мире боевых машин Т-34 в новом подразделении?

Танковый разведвзвод — о таком чуде опытный и многое повидавший за годы войны солдат ещё и слыхом не слыхивал!

— Разрешите обратиться, товарищ капитан?

— Разрешаю. Только впредь так меня больше никогда нн обзывай, ладно? — недовольно покачал головой Подгорбунский, скривив рот в язвительной ухмылке.

— А как прикажете?

— Володька. Или командир. Как тебе больше нравится, Вань?

— Честно говоря — мне по фигу. До лампочки. Однако всё же лучше действовать по правилам, чтобы всё было чики-пики, как положено…

— Положено… Вот представь: начинается потасовка, смертельный бой, а мы с тобой, как два конченых долбодятла: "Разрешите доложить?" — "Так точно. Разрешаю, товарищ младший сержант!" — "Враг справа по курсу на три часа… Расстояние — тысяча пятьсот метров, разрешите прицелиться?"… Да пока ты эту белиберду произнесёшь — нас фрицы расстреляют из всех стволов, понял?

— Да.

— А жить-то хочется.

— Ещё как!

— Вот видишь…

— Вижу.

— Не дай бог сгинем… Кто Победу встречать за нас будет, а?

— Не знаю.

— Поэтому рекомендую делать так. Засёк врага — уничтожил и только тогда доложил. Понял?

— Да вроде бы…

— При этом мы с тобой, а с нами и весь десант на броне плюс танковый экипаж, должны быть как единое неразрывное целое. Понимать друг друга не то что с полуслова, а даже и с полумига. Понял?

— Так точно!

— Меньше текста, больше дела — таков по жизни мой девиз номер один.

— А есть и другие?

— Да… "Делай, что должно — и будь, что будет!"

— Правильно сказано, чёрт побери! — кивнул Громак.

— Следовательно, какой в конечном итоге мы сделаем вывод?..

Иван задумался, но Подгорбунский поторопил его:

— Ну, чего молчишь, словно язык проглотил? Напряги мозги, парень!

— Зачем? Если вы и так знаете ответ?

— Я-то знаю…

— Вот и колитесь!

— Ты и такие слова знаешь? — удивился капитан.

— Ещё бы!

— Откуда?

— Хлебнул в своё время "вольной жизни"…

— Расскажешь?

— Не сейчас.

— Понял… А вывод, братец, таков: сначала — молча сделай своё дело, а уже затем, в присутствии начальства, можешь закрутить-завертеть по полной программе… Хоть: "Разрешите доложить, ваше высокоблагородие!"

— Согласен, — наконец-то сдался Иван (оспорить такие доводы, ему, не раз бывавшему в самом пекле тяжких сражений, было непросто) и, смущаясь, попросил: — Расскажите немного о себе… Пожалуйста!

— Блин, когда же ты угомонишься наконец, жертва субординации?

— Не скоро!

— И откуда только среди простых русских людей такие выкальщики берутся? — по инерции продолжал возмущаться офицер. — Или ты какой-то поганец, басурман неправославный?

— Казак. Запорожский. Сказано же тебе.

— Кем?

— Мною лично. Плюс майором Вайнбрандом. Запамятовал?

— Ну, если ты наш, значит, и общаться должен по-нашенски. Крепкое слово любить и понимать. К старшим относиться с почтением, но без раболепия.

— Есть! — шутливо козырнул Иван.

— Да, кстати, ты какого года рождения?

— Двадцать четвёртого.

— Святый Боже! На целых восемь лет младше меня… Совсем пацан… А говоришь, что с первого дня на фронте.

— Именно так.

— Документы подделал?

— Нет. Ещё до войны служил на флоте. В Севастополе. Воспитанником экипажа крейсера "Красный Кавказ"… После выхода приказа о списании на берег несовершеннолетних юнг пошёл добровольцем в Первую комсомольскую штурмовую, тогда она называлась тридцать восьмым отдельным инженерно-сапёрным полком.

— Неслабо… Прими мою уважуху, братец!

— Принимаю, — опять улыбнулся Громак.

— Да… Ещё… Выходит, со взрывным делом ты знаком не понаслышке? — думая о чём-то своём, поинтересовался Подгорбунский.

— Ещё бы… С любым типом мин легко управлюсь. Что с нашими, что с ихними.

— Молодца! Значит, работой мы тебя обеспечим — в самом ближайшем будущем… Насчёт двоих голыми руками — тоже правда?

— Да. Ты уже спрашивал.

— А награды твои где?

— Какие?

— Ордена, медали… Не за подвиг, так хотя бы за активное участие.

— Не знаю, — искренне признался бывший штурмовик из комсомольской бригады, недоумённо пожимая широченными рублеными плечами[59].

— Что за чушь? Откуда такое напускное равнодушие, такое пренебрежительное отношение к боевым наградам Родины, товарищ младший сержант?

— Не ради их служим…

— Одно другому не мешает. "Каждое шевеление на фронте должно быть документально запротоколировано и соответствующим образом поощрено", — философски заметил Подгорбунский.

— Вы… Выходит, ты тоже таким путём заработал свои награды? — продолжал путаться в субординации младший сержант.

— Отставить… Я их потом и кровью добывал, личной, так сказать отчаянной храбростью.

— Вот видишь? У нас в детдоме за иной тип поведения могли запросто и по роже съездить!

— У нас тоже. Постой. Ты что же — детдомовец?

— Ну да.

— Сирота?

— Так точно. Безотцовщина, — подтвердил Громак.

— Я тоже… Мать давно видел?

— Последний раз лет шесть, а то и семь назад, — Иван на секундочку замешкался, мысленно складывая нехитрые числа. — Чёрт… Вот время летит! Летом целых восемь стукнет!

— Беспризорничал? — Владимир пробурил юнца пронизывающим взором и принялся скручивать очередную самокрутку.

— Было дело, — не отвёл взгляда тот. — В основном на южном направлении. Ташкент, Севастополь…

— Надо же! Меня тоже заносило в те края… Может, и встречались где-то ненароком, как думаешь, а?

— Вряд ли…

— Да… Ещё… На киче ты, случайно, не парился?

— Не успел. А ты?

— У меня — аж тридцать шесть лет стажу. Если суммировать все приговоры судов, конечно.

— Что, есть такая практика?

— Нет… По нашему советскому законодательству сроки не суммируются, но всё же…

— По какой статье? — подозрительно покосился на капитана Громак, наперёд зная, каким окажется его ответ.

И он не замедлил последовать, подтвердив тем самым логичность, последовательность, правильность и точность умозаключений юного — и в то же время уже достаточно бывалого — бойца.

— Кражи! В нашем детдоме "Привет красным борцам" воровать научиться было легче, чем письму и чтению… Кстати, чтоб ты знал: мастерство вора сродни мастерству разведчика.

— Возможно…

— И там, и там нужна особая дерзость. Смекалка… Наконец, терпение… Без него разведчик, как и вор, что сосиска без горчицы…

— Согласен. Мне лично, кстати, терпения никогда не хватало. Потому и попадался. Много, между прочим, раз… Но всё время как-то проносило!