Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве практики осознавания пространства мы можем работать с нашими чувственными восприятиями аналогичным образом, в несколько замедленной версии. Сначала работаешь с чувством существования. Вот ты стоишь и ты здесь. Почувствуй это глубинное ощущение бытия. Затем, чтобы доказать это существование, тебе надо что-то сделать, проявиться вовне. Затем ты начинаешь чувствовать некую игру, движение туда-сюда, когда проецирующий и проекция начинают друг с другом взаимодействовать. Итак, в этой практике ты медленно проходишь через трёхчастный процесс восприятия: чувство бытия, чувство делания и чувство соединения, или сочленения.
В этом упражнении мы попробуем использовать некоторые понятия буддийской психологии на практике. Весь процесс начинается с исходного чувственного восприятия. Ещё до того, как ты собственно увидел объект или пошевелился, есть потенциал использования органов чувств. Затем мы используем речь, слышим собственную речь; зрительное восприятие; движение тела; и, возможно, мы сможем уловить, как всё это пахнет. Способ нашей обычной проекции самих себя выражен в некой формуле: начинаешь с чувства бытия, вовлекаешься в ситуацию, медленно растворяешь грань и затем осуществляешь то, что есть.
Ясное дело, чувство бытия не может быть чем-то одним конкретным. Оно постоянно движется. Оно проецируется вовне и внутрь, и оно очень переменчиво. Тем не менее должна быть какая-то попытка взаимоотношений с общей ситуацией, с целым. Это как смотреть на нитку бус или на хвост животного. Много нанизанных мелких бусин образуют чётки; сотни мелких волосинок вместе образуют хвост. Поэтому есть общее чувство бытия, состоящее из множества соединённых вместе мелких фрагментов.
Проходит один день, ему на смену приходит следующий, и всё продолжает течь, как и прежде. Но мы, в сущности, настолько боимся надвигающегося на нас великолепия и острого переживания собственной жизни, что неспособны даже сфокусировать глаза.
Относительная символичность основывается на переживании своего мира по-иному. Это не означает какое-то «сверхдуховно-материалистическое» воззрение, основанное на изменённой неврологии восприятий. Это просто значит переживания, превосходящие обычные явления хорошего и плохого, обещаний и угроз. Такое зрительное восприятие – глубинное и изначальное – может развиться только благодаря упражнениям в дисциплине медитации. Без такой тренировки, без такого укрощения ума мы либо неверно оцениваем ситуации, либо они нас подавляют. Мы в самом полном смысле неспособны видеть всё так, как есть.
Люди всеми доступными методами сражаются за понимание и постижение высшего уровня видения. Временами мы улавливаем проблеск такого видения в работах великих творцов, таких как Уильям Блейк или Шекспир. Мы постоянно стремимся дотянуться выше и выше, как если бы мы были карликами. Но считать себя карликом необязательно. У нас всегда есть возможность понять определённые моменты и принципы абсолютной визуальной Дхармы. Поначалу это может и не быть непрерывным переживанием, а происходить бессистемным и случайным образом. Поэтому у нас в связи с этим может возникнуть проблема, ведь это не совсем соответствует нашей скорости и желанию дальнейшего обучения.
Также существует много пространства. По этой причине, когда ты по-настоящему начинаешь воспринимать вещи своим собственным, подлинным образом, оказывается, что переживаемые тобой восприятия могут быть крайне болезненными и раздражающими. Болит сильно, как будто смотришь на солнце незащищёнными глазами. Это слишком мощно. В «Тибетской книге мёртвых» говорится о том, как мы в смущении отворачиваемся от сияющих и пронзительных видений, но когда мы видим что-то приглушённое и приятное, нас это притягивает. Вполне вероятно, что мы пойдём скорее к этим притягательным видениям, чем к ослепляющим. Но «Тибетская книга мёртвых» также говорит о том, что если ты пойдёшь к этим ослепительно ярким видениям, ты можешь спастись; а если же тебя захватят прекрасные, фантастические, разноцветные видения, ты снова и снова будешь попадать в ловушку сан-сарного цикла перерождений.
С преобладающими в нашей жизни зрительными восприятиями у нас не всё гладко. Обычно люди боятся прыжка в озеро насыщенной энергии; они предпочитают держаться за умеренную, приглушённую, монотонную энергию. Это гораздо проще и дешевле. Нашей проблемой является, с позволения сказать, излишняя трусость. Мы-то думаем, что мы очень храбрые и искусные, что можем принять чей угодно вызов, победить в логических дебатах и ясно изложить свои тезисы. Мы можем полагать, что отлично экипированы, обладаем всеми необходимыми защитными механизмами – и не только ими, а также и оружием. Люди действительно так себя иногда чувствуют, но это уже само по себе есть акт трусости. Мы настолько параноидальны, что хотим быть готовыми к любой опасности. Мы хотим укрыться от реальности страха. Нам хочется видеть только очень мягкую и разноцветную реальность. Но если мы поближе рассмотрим наше желание чего-то мягкого и разноцветного – в противоположность яркости, – окажется, что мы просто хотим, чтобы нас начало мутить. Пусть уж лучше нас тошнит, чем мы будем переживать это возбуждение от источника энергии. Если нам плохо, то легко сказать: «Извините, у меня расстройство желудка, подташнивает что-то. Я должен прилечь. Простите, пожалуйста. Я не могу с вами повеселиться». И мы очень убедительны. Мы постоянно ищем способ как-то увильнуть и спрятаться в кустах.
Нам действительно не хочется иметь дело с ярким светом, с очень точным, острым, пронзительным, интенсивным великолепием. Никому не хочется с этим работать; вместо этого возникает нерешительность. Люди часто прибегают к преданности как способу укрыться в кустах: «Если я буду доверять и поклоняться тому, что я испытал, то может быть, блистающее сияние меня не тронет, а примет?» Ещё одна возможность – умно всё объяснить: «Коль скоро моё философское воззрение довольно дружелюбного свойства, то, может быть, я спасусь и буду принят в моём видении острого пронзительного переживания». Можно с уверенностью сказать, что всё это – попытки как-то прикрыться, защититься, потому что мы боимся ярких, точных, пронзительных реалий жизни. Если только у нас получится, мы бы хотели не иметь с этим ничего общего.
Иногда ты смущён от того, что оказался в самом центре происходящего. Ты чувствуешь, что надо как-то попытаться с этим справиться или, по крайней мере, произнести пустые слова: «Это невероятное переживание, такое пронзительное, такое мощное! Ладно, я это сделаю!» Или же устраиваем показуху: «Вот он я, стою обнажённый! Я сейчас спрыгну со скалы! Муки или наслаждение – плевать, я пошёл!» Но когда мы действительно оказываемся в такой ситуации, мы ничего не можем сделать. Драматичны мы или утон-чённы – всё это лишь притворство и пустая болтовня. Все мы без исключения трусы. Мы знаем о последствиях, но прыгать не готовы. Пронзительные переживания в нашей жизни крайне мощные, нерушимые, истинные. Этот касается не только зрительного восприятия, но и эмоциональных переживаний: зрительное восприятие и эмоциональное переживание всегда идут рука об руку.