— А как же сны, имена и прочее, про что там говорится? У тебя же такого не было, да?

— Я думала — просто сил набираюсь. Много списков составила — тех, кого лучше б не было.

— Ага, я тоже так делаю. И что это Ашер, ты дорубила только вчера?

— Ну, — сказала Лили.

— Фигово, — сказала Эбби.

— Жить вообще фигово, — сказала Лили.

— И теперь что? — спросила Эбби.

— На два года в колледж?

Обе кивнули — скорбно — и воззрились в глубины своих лаков для ногтей, дабы не делиться унижением от того, что одна из них во мгновение ока низверглась с высот полубогини мрака до местной недотепы. Всю жизнь обе надеялись на что-то величественное, темное и сверхъестественное, поэтому когда такое наконец случилось, они к нему отнеслись, вероятно, равнодушней, нежели полезно для здоровья. Страх, в конце концов, — механизм выживания.

— Так все эти штуки — «душевные предметы»? — спросила Эбби с той бодростью, какую в тот миг допускала цельность ее натуры.

Она обвела рукой горы барахла, которое Чарли пометил знаками «Не продавать».

— В них, типа, душа хранится?

— Так в книжке, — ответила Лили.

— Ашер утверждает, будто они светятся.

— Мне нравятся «конверсы».

— Забирай, твои, — сказала Лили.

— Честно?

— Ну. — Она сняла кроссовки с полки и протянула подруге.

— Он их никогда не хватится.

— Крутняк — У меня как раз к ним есть идеальные красные сеточки.

— В них, наверно, душа какого-нибудь потного школьного чемпиона, — сказала Лили.

— Пусть падет к моим ногам, — ответила Эбби, делая пируэт и арабеск — остатки (вместе с расстройством аппетита) ее десятилетнего балетного образования.

— Так я, значит, у Смерти — вроде помощничка Санты? — спросил Чарли, взмахнув чашкой.

Дылда развязал ему одну руку, чтобы пленник мог пить кофе, и Чарли теперь при каждом жесте крестил склад музыкальной лавки брызгами французской обжарки. Мистер Свеж нахмурился.

— О чем это вы, Ашер? — Свежу было неловко от того, что Чарли Ашера сначала пришлось стукнуть кассовым аппаратом, а потом привязать к стулу, и теперь он боялся, что от удара у жертвы как-то пострадал мозг.

— Я о Санте в «Мэйсиз», Свеж. В детстве мы же все наверняка замечали, что у Санта-Клауса в универмаге «Мэйсиз» накладная борода, а на Юнион-сквер работают по меньшей мере еще шестеро Сант из Армии спасения, и тогда мы спрашивали у родителей, и они отвечали, что настоящий Санта живет на Северном полюсе, он очень занят, поэтому тут у нас другие парни — у Санты они помощники, они ему помогают в работе. Ведь это самое вы мне и говорите — что мы у Смерти помощники Санты?

Мистер Свеж, стоявший у стола, теперь снова уселся напротив Чарли и заглянул ему в глаза. Ответил очень мягко:

— Чарли, вы же знаете, что это не так, правда? В смысле — про помощников Санты?

— Конечно, я знаю, что никакого Санта-Клауса не бывает. Это у меня метафора такая, костолоб.

Этой возможностью мистер Свеж воспользовался, чтобы вытянуть руку и отвесить Чарли оплеуху. И немедленно об этом пожалел.

— Эй! — Чарли отставил кружку и потер залив в своих обмелевших волосах, который немедленно покраснел от удара.

— Грубо, — сказал мистер Свеж.

— Давайте грубить не будем.

— Так вы утверждаете, что Санта все-таки существует? — спросил Чарли, ежась от предвкушения новой плюхи.

— Господи, в какие же глубины уходит этот заговор?

— Нет, никакого Санты, нафиг, не существует. Я просто хочу сказать, что я не знаю, кто мы такие. Не знаю, есть ли на свете большая Смерть с заглавной «С», хотя в книге намекается, что некогда она существовала. Я просто говорю, нас таких много — в этом городе я знаю десяток, — и все мы собираем сосуды души и следим, чтобы они попадали в нужные руки.

— И принцип здесь такой, что люди случайно заходят к вам в магазин и покупают пластинку?

Тут глаза Чарли распахнулись во всю ширь: до него дошло.

— У Рэчел был компакт Сары Маклахлан. Так это вы его забрали?

— Да. — Свеж смотрел в пол — не потому, что ему было стыдно, а не хотелось видеть боли в глазах Чарли Ашера.

— Где он? Я хочу его увидеть, — сказал Чарли.

— Я его продал.

— Кому? Найдите покупателя. Я хочу вернуть Рэчел.

— Не знаю. Женщине. Имя не спросил, но уверен, что он был ей сужден. Такие вещи понимаешь.

— И я пойму? С чего бы мне такое понимать? — спросил Чарли.

— Почему мне? Я не хочу убивать людей.

— Мы не убиваем людей, мистер Ашер. Это неверное представление. Мы всего-навсего способствуем восхождению души.

— Но я вот что-то сказал одному парню, и он от этого умер, а другому стало плохо с сердцем из-за того, что я сделал. Смерть, которая наступает в результате наших действий, приравнивается к убийству, если только мы не политики, правда? Так почему я? Я не натаскан молоть языком. Почему я?

Мистер Свеж поразмыслил над тем, что сказал Чарли, и нечто зловещее поползло вверх по его позвоночнику. За все годы он не помнил такого, чтобы его действия привели непосредственно к чьей-то смерти, — да и от прочих Торговцев Смертью подобного не слыхал.

Кто-нибудь, конечно, иной раз появлялся в тот миг, когда человек отходил, но такое бывало нечасто и само по себе к летальному исходу не приводило.

— Ну? — спросил Чарли.

Мистер Свеж пожал плечами:

— Потому что вы меня видели. Вы же не могли не заметить, что, когда выходите за душой, вас никто не видит.

— Я никогда не выходил ни за какой душой.

— Выходили и еще будете выходить — во всяком случае, должны. Вам, мистер Ашер, следует и дальше выполнять программу.

— Да, это вы мне уже сказали. Так, значит, вы забираете эти души и э-э… становитесь невидимкой?

— Не в прямом смысле, нет, — просто нас никто не видит. Можно заходить прямо к людям домой, и они вас не заметят, хоть вы рядом стоять будете, но если заговорите с кем-нибудь на улице, вас увидят, официантка примет заказ, такси остановится — ну, не для меня, потому что я черный, но вообще, знаете, останавливаются. Это, я думаю, как-то связано с волей. Я проверял. Нас видят животные, кстати. Когда изымаете сосуд, берегитесь собак.

— Вот так, значит, и становятся… как нас зовут?

— Торговцами Смерти.

— Да бросьте. Серьезно?

— В книге этого нет. Я сам придумал.

— Клево.