Допив чай, начальник по-простецки пальцами достал из стакана лимон, с наслаждением пососал кисло-сладкую мякоть и, выплюнув жёлтое колечко шкурки, строго глянул на сидевшего с выжидательным видом старшего лейтенанта.

— Ну, говори, чего зазвал?

— Тут такое дело… — Помощник заёрзал на своём стуле. — Я чего сказать хотел… Тут у нас ещё в сентябре самолёт за радиомачту зацепился. Двое летели, мужчина и женщина. Разбились, конечно, но надо полагать, они удирали не с пустыми руками…

— Нашли что-то? — заинтересовался капитан.

— Нет, — покачал головой помощник. — Я уже потом, как мы пришли, сам видел. Хвост самолёта прямо из крыши сарая торчал…

— Это всё? — недоумённо спросил начальник.

— Всё, — кивнул старший лейтенант.

— Ты что это, мать твою, тут мне какие-то красивые истории рассказываешь?! — с начальника враз слетело всё его благодушие. — Тут, понимаешь ли, в Баевом урочище банду из семи человек видели. В Кульчине активисту ночью через окно пальнули. Это что, порядок во вверенном районе, а ты вместо дела тут всякие байки треплешь?

— Ну, почему же так сразу? — на удивление помощник не испугался капитанского гнева и даже возразил: — Рабочие и сельская беднота здесь нас поддерживают.

— Конечно, — начальник зло хмыкнул, но, уже сбавляя тон, выложил: — А немецкие колонисты, чешские поселенцы, польские осадники, украинские куркули и еврейские гешефтмахеры куда-то делись? Или, может, ты скажешь, что эти польские и украинские националисты, которых тут пруд пруди, да вдобавок всякие там петлюровцы нас ждали?

— Нет, не скажу, — спокойно согласился помощник.

Только теперь после короткой вспышки начальник сообразил, что у помощника действительно что-то есть, и он, пригасив раздражение, уже по-деловому кинул:

— Ладно, выкладывай…

— Тут такое дело. — Помощник, хорошо изучивший капитана, заговорил доверительно: — Конечно, вы как всегда правы, мы тут малость лопухнулись…

— Это ты про того поляка, что накостылял твоим бовдурам и смылся? — уточнил начальник.

— Про него, — сокрушённо вздохнул старший лейтенант и тут же оживился: — Только потом мы с этой Иреной Ковальской говорили. Выяснилось, что поручики Зенек и Ковальский на одном самолёте летели. Ковальский погиб, а Зенек уцелел и остался. Почему?

— Ну, ну, излагай соображения, — подбодрил помощника начальник. — Что из этого?

— А то, что жёлтый саквояж у них в том самолёте наверняка был. Ну, тот самый, за которым Зенек к Иванчукам являлся, — выложил старший лейтенант.

— И что, Ковальской не известно, что было в саквояже? — спросил капитан.

— Нет. Она, как я понял, про саквояж вообще ничего не знает, — заверил старший лейтенант и уточнил: — Это же Иванчук про саквояж нам сказал.

— Постой, постой… — капитан начал соображать, куда гнёт помощник. — Значит, ты считаешь, что и эти поручики тоже не с пустыми руками удирали?

— Именно, — подтвердил помощник и многозначительно поднял вверх палец. — Опять же и саквояж жёлтый, может, и не спроста, а?..

— Ну, цвет, это, конечно, пустяки, — махнул рукой капитан и поинтересовался: — А что там у нас по этим братьям Иванчукам складывается?

— Да круто складывается, — вздохнул старший лейтенант. — Дмитро сопротивление оказывал, Остап стрельбу дважды открыл. Связанный с ним Зенек скрылся. Крутая компания получается. Опять же этот саквояж. Явно не пустой…

— Так, так, так… — начальник задумался и довольно долго сидел, нетерпеливо постукивая по столу пальцами, а потом хитро глянул на помощника. — Тут, я думаю, не иначе как организованной бандой попахивает, или нет?

— Именно так, — понимающе кивнул старший лейтенант.

— Тогда приказываю, дело Иванчуков выделить в особое производство, — и, как бы ставя точку, капитан громко хлопнул по столу ладонью…

* * *

Городской вокзал, приткнувшийся возле крошечной площади с цветником посередине, был маленький, одноэтажный, украшенный надписью «1910 год», выложенной кирпичом по верху главного фронтона. Тут был железнодорожный тупик, и люди скапливались на площади, перроне и зале ожидания только раз в день, когда отсюда отходил единственный за сутки пассажирский поезд.

Тогда по булыжнику площади цокали лошадиные подковы, вперемешку с возами сюда съезжались экипажи, таща на себе узлы, чемоданы и дорожные сундучки, подходили пешеходы, а когда паровоз, прицепленный к недлинной веренице вагонов, уже начинал пыхать паром, к вокзалу подъезжала пара-тройка автомобилей, из которых выходили важные пассажиры первого класса.

Поручик Зенек появился на площади, когда скопление людей начало превращаться в теснившуюся у вокзала толпу. Осторожно оглядываясь, он прошёл вдоль заборчика цветника и остановился с правой стороны украшенного цифрой фронтона. Почти сразу рядом с ним появился весьма солидный обыватель, в котором мало бы кто сейчас узнал майора Вепша.

Постояв вроде бы просто так, майор обратился к Зенеку:

— Може, пан ма пшепалиць?[102]

— Если «Мева» пана устроит… — и с безразличным видом Зенек протянул майору пачку сигарет, украшенную силуэтом чайки.

Какое-то время оба молча курили, а потом майор наклонился и тихо спросил:

— Вы как?..

— Да никак, — Зенек глубоко затянулся. — Прячусь по тому адресу, что вы дали…

— Да я ж говорил при встрече, — майор сердито пыхнул дымком. — Сразу надо было туда идти.

— Это как считать, — отозвался Зенек. — По крайней мере мы узнали, кто был возле самолёта…

— Но саквояжа у него нет, — возразил майор. — Вдобавок НКВД вами заинтересовалось. Как видите, дела паршивые…

— Считаю, что саквояж всё-таки сгорел. — Зенек отставил руку и, словно находился в гостиной, осторожно стряхнул пепел. — Мы на той поляне всё вокруг обыскали, а вероятность того, что там был ещё кто-то, мала.

— А пан не догадывается, что вероятность пожара учитывалась? — хмыкнул майор. — У саквояжа двойное дно и в нём стальной контейнер с документами.

— Значит, поиски продолжаются?

— Именно так, но уже, к сожалению, без вас, — спокойно подтвердил Вепш и неожиданно громко сказал: — Пан не продаст мне всю пачку «Мевы»?

— Пожалуйста… — Зенек протянул сигареты майору.

— Благодарю, — громко сказал Вепш, взял пачку и протянул поручику сложенную пополам десятку.

Принимая деньги, Зенек нащупал в середине твёрдый картон железнодорожного билета и усмехнулся. Такая конспирация ему показалась лишней. Но буквально через минуту, после того как майор исчез в толпе, Зенек неожиданно приметил неизвестно откуда взявшегося здесь Остапа и, в свою очередь, метнулся на перрон.