Выбор был всегда, в этом крылась суть Поколения, но, сделавшись Новым Богом, он утратил эту свободу. Её заменил долг, «тяжёлый, словно гора». И он, Хедин, даже не мог закончить эту пословицу подобно простым смертным: «…но смерть легче легчайшего пуха».

Пик из вздыбленной, вывернутой Межреальности, тем не менее упрямо противился всем усилиям Познавшего Тьму, словно и в самом деле воздвигнутый из крепчайшего камня.

Мир умирал в мучительном удушье, а Хедин, Познавший Тьму, никак не мог подобрать годные чары; терял и терял время, позволяя себе бессмысленную злость.

Но стоп, зачем же так, напрямую? Свёртка эта специально предназначена рассеивать и отводить силу; но всё возведённое обязано на что-то опираться. Опирается на что-то и этот чудовищный клык, впившийся в плоть текущих потоков, рвущий их на части и направляющий новыми путями.

Он есть часть Межреальности и, значит, обязан подчиняться её же законам. А это значит, что…

Подчиняясь его воле, пронзающие Междумирье пути и тропы, словно извивающиеся змеи, стягивались к неуступчивой преграде, тянулись к её основанию, упрямо пробиваясь всё ниже.

Уходя вглубь, подкапываясь, подрывая незримые фундаменты возведённого Им, расталкивая, раздвигая неподатливое «нечто», составлявшее саму суть Упорядоченного.

Повелевать тканью Межреальности тяжко даже тому, кто увенчан пышным титулом Нового Бога. Его «сила» имеет свои пределы; не всемогуща даже мысль, становящаяся действием, но сейчас он, подобно кроту, рыл и рыл, подтачивая основание возведённого Спасителем «утёса».

Однако серый клык, вознёсшийся высоко над головой Познавшего Тьму, внезапно зашатался. Слагавшие его туго свёрнутые и стянутые складки пространства вибрировали, распрямляясь, словно согнутые в дугу сабли из драгоценного булата.

Междумирье вздрогнуло, по нему прокатилась судорога боли, всё шире и шире захватывая пространство вокруг, да так, что на месте прямых дорог оказывались бездонные пропасти, какие сгодились бы отражать врага на подступах к Кипящему Котлу.

Познавший Тьму отступил – сооружённое Спасителем разваливалось, раскручивалось, развоплощалось, обращая при этом вокруг себя в ничто обширные области Межреальности. В ткани Упорядоченного расползалась зияющая рваная рана.

Это были не пустота, не Тьма, не бездна Неназываемого, не Хаос, нет, что-то совершенно иное, новое, невиданное.

Даже в Неназываемом, как убедился сам Хедин, что-то существовало, те же поглощённые им души; здесь не было воистину ничего, словно незримые зубы вырвали клок плоти из тела вселенной. Каверну заполняла только невидимая сила, она, подобно воде, прорвавшей запруду, торопилась сейчас вернуться в задыхающийся мир. Пустота приняла её, молча и равнодушно, но Познавший Тьму не мог сейчас сдвинуться с места, вглядываясь и вглядываясь в расступившееся пространство.

Рана глубока, но для исполинского Упорядоченного – конечно же ничто, если только не начнёт расширяться, как начал в своё время Неназываемый.

Хедин ждал, пытаясь прощупать, что же застыло сейчас в этом провале, пытаясь почувствовать, увидеть – и не находя ни слов, ни образов.

Неведомое нечто, то, что между сущим и не-сущим, между Упорядоченным и Хаосом. Спаситель сотворил поистине небывалое, и счастье ещё, что эта внезапно открывшаяся пустула инертна.

Сколько таких ран сможет выдержать Упорядоченное? Упорядоченное, где и так сошли с ума магические потоки, где целые миры швыряло в пасть Неназываемого, и самому Хедину пришлось в меру сил исправлять случившееся?

Пустота тяжела, она словно меч, вонзившийся в ствол; дерево затянет рану, однако и свою цену заплатит тоже.

Познавший Тьму долго всматривался в возникший разрыв; на первый взгляд нет ничего опасного, нет силы и воли, что заставили бы это расширяться, поглощать и рушить Межреальность; само Междумирье постепенно оплетёт его своими путями, корнями, тропами и чащами. Оставаться тут надолго Новому Богу нельзя – войско ждало, и ждала цель всего похода, ждал воплощения рискованный план, куда более дерзкий и амбициозный, чем даже самый первый, что начался, когда в руки Истинного Мага Хедина легло Зерно Судьбы его последнего ученика, Хагена.

Но самое главное – мир, удостоенный визита Спасителя, остался жив, несмотря ни на какие пророчества и предсказания. Никто не знает, сколько миров пало на Его пути, скольким удалось избегнуть этой участи; сегодня к избегшим присоединился ещё один.

А ещё Познавший Тьму с режущей, почти болезненной ясностью понимал теперь – остановить Его могли только смертные, готовые сражаться до последнего. «Сила» как таковая, даже если это – мощь Пламени Неуничтожимого, для Него – ничто.

И значит, воинству Познавшего Тьму может предстоять ещё одна битва.

Асгард, священный град, трон Отца Богов, владыки волков и вранов, первого из Асов, Старого Хрофта, носителя копья Гунгнир, зачавшего валькирий, хозяина Валгаллы. Асгард, восставший, нет, восстановленный из пепла, получивший новую жизнь, второе рождение.

Яростная битва, кипевшая у его стен, стихла, окончившись неудачей для всех, и штурмовавших, и защитников. Армия волшебницы Сигрлинн отступила, оставшись без предводительницы и явно не понимая, что делать; тем более что к Асгарду подоспела целая рать Древних Богов. Двор крепости асов испятнало вонзившимися прямо в камень исполинскими зелёными кристаллами, словно наконечниками копий. Один из них разметался множеством мелких изумрудных осколков, а через открывшийся портал шагнули в неведомое валькирия Райна и её недавняя противница, сама чародейка Сигрлинн.

У возрождённого Иггдрасиля, подле открывшегося Источника Магии, в тяжком раздумье застыл сам Отец Богов.

В руках – дубина, совсем недавно бывшая толстым суком священного ясеня; вот только состояла она из сплетающихся серебристых молний, словно призрак, дух живой ветки.

Схватка далась Старому Хрофту недёшево – ожоги тут и там, кое-где почерневшая кожа лопнула, и из ран сочилась кровь; чародейки умеют разить.

Но прямо под корнями Иггдрасиля яростно бурлил и пенился Источник Магии, Четвёртый Источник в Упорядоченном, бурлил и извергал чистую, нагую силу, напрочь опрокидывая весь баланс магии во вселенной.

«Ты предал Хедина», – до сих пор звучали в ушах Отца Дружин гневные слова Сигрлинн.

Нет, он никого не предавал, молча спорил с волшебницей старый Ас. Впрочем, недаром пели скальды, что, «молва людская словно снег, вот выпал – а его уж нет». Гневные слова спутницы Хедина – лишь гневные слова; а вот слово, данное им, О́дином, посланцу Дальних, его, Старого Хрофта, обещание встать во главе рати Древних Богов, когда таковая постучится в его двери, – совсем другое дело.