«Я вовсе не считала их, этих кокоток, такими безобразными. Я находила их очень красивыми в этих шляпах, более широких, чем плечи, с огромными глазами, ярким макияжем. Они были роскошны. Я восхищалась ими гораздо больше, чем светскими дамами. Они были чистыми и выхоленными. Те, другие, были грязные.

Я прекрасно помню, как красивая, очень элегантная Март Летеллье прогуливалась в белом суконном, отороченном мехом платье, подметая пыль. Я смотрела на нее, пораженная. Восхищалась ею. Я никогда не умела ходить на высоких каблуках. Носила туфли на низких каблуках, тогда это приводило в ужас. Но на высоких не удержалась бы на ногах».

И добавляла: «Я и сейчас не умею ходить на высоких каблуках».

Слушая ее признания, касающиеся Март Летеллье или Полин де Сен-Совер, понимаешь, что Коко последовала за Бальсаном не затем, чтобы провести всю оставшуюся жизнь возле конюшен и на тренировочных полях, иначе говоря, не затем, чтобы выйти замуж за жокея или тренера. Она говорила:

«Нельзя себе вообразить, как тосковала маленькая девочка, какой я была тогда. Томилась до смерти! Не знала, чем заполнить дни».

Она смеялась, много смеялась. Однако не могла тратить на это время, не могла быть такой беззаботной, как Бальсан. С каждым днем, проведенным в Руаллье, все острее вставала перед ней проблема: а что же дальше? Что со мной станется? Она обладала единственным капиталом: красотой и молодостью. Их хватит еще на какое-то время.

— О чем ты беспокоишься?

Можно думать, что Бальсан спрашивал ее об этом, когда она говорила о будущем, твердила, что хочет чем-нибудь заняться. Для него проблем не существовало. Деньги гарантировали ему постоянную беспечность. Как бы он их ни расточал (впрочем, он великолепно распорядился своим капиталом, вложив его в лошадей), Бальсан никогда не тревожился за будущее. Но Коко?

Можно предположить, что она поддерживала отношения со своей молоденькой тетушкой Адриенн. Вот кто преуспел! Мы поженимся, обещал ей Нексон. И это не были пустые слова, так как в конце концов она стала баронессой де Нексон. «Но я?» — думала Коко. Этьен Бальсан не обещал жениться на ней. К тому же до нее у него была Эмильенн д'Алансон, которую Этьен обожал! Коко не заблуждалась. Она вспоминала об этом спустя 60 лет. Если он не женился на Эмильенн, с чего же он женится на мне? В ту пору в ее сознании и благодаря примеру Адриенн защищенность и благополучие давало замужество.

— Когда мужчина действительно хочет сделать женщине подарок, он женится на ней.

Она сказала это мне, говоря об одной из своих манекенщиц. В эпоху Бальсана это прочно вошло в ее сознание. Только брак может быть защитой женщины в жизни.

— Не надоедай мне, — отвечал Этьен Бальсан, когда она говорила о своем будущем.

Он насмехался над ней: маленькая мещанка. Так как сам он жил вне буржуазных правил, его раздражало, когда говорили об обеспеченности, о том, что станется в старости. А я? Я рискую.

Скачки, пари, свободная жизнь сделали так, что он придавал относительно меньше цены, чем другие Бальсаны, тому, что еще казалось тогда прочным и установленным раз и навсегда: золотым франкам, имени, недвижимости, кредиту, почету — всему тому, что в таких семьях, как его, передавалось от отца к сыну. Но риск, на который он шел, чтобы украшать свою жизнь, был смехотворным по сравнению с тем, что наполняло Коко страхом и тревогой. Она говорила:

— Я спрашивала себя: кем ты станешь во всем этом?

И честно добавляла:

— Я думала только о себе.

Кокотки носили огромные шляпы, украшенные цветами.

— Как может под всем этим работать голова? — удивлялась Коко.

Ее собственная работала очень хорошо. Она знала, что о ней говорили. Почему она находила безобразными светских дам и кокоток? Они оспаривали ее необычную красоту, не соответствующую канонам того времени. Сойдет в крайнем случае для мимолетной прихоти, да еще в Мулене. Но Мулен был уже далеко. Военные пользуются ресурсами края, в котором квартируют. Они довольствуются тем, что находится под рукой. Коко это напоминало Компьен. Без сомнения, так говорила и Эмильенн д'Алансон, добавляя:

— Этьен привез ее по доброте душевной, она хотела узнать Париж и попытать там свой шанс. Посмотрим, что можно сделать для нее.

Ничего другого и не могли говорить в Париже о Коко, когда она только там появилась: мужчины так глупы, а Этьен, вы же знаете, всегда готов оказать услугу. Эта малышка настаивала, он не хотел сразу же отказать ей…

Однако годы шли, а Коко не возвращалась в свою деревню. Что же было в ней такого, в этой крестьянке, в этой овернянке, с которой Этьен познакомился, когда она ходила в сабо? Сплетничали с тем большей досадой, что уже не могли оспаривать ее элегантность. Она хорошо одевалась, а ее шляпы!

Коко говорила:

«Все дамы хотели узнать, у кого я одеваюсь и особенно кто делает мне шляпы. Я покупала колпаки в Галери Лафайет[82] и переделывала их».

Шляпы Коко, которые вскоре стала носить и Габриэлль Дорзиа[83] (актриса, лучше всех одевавшаяся в то время), были первым проявлением того, что стало стилем шанель: мужская одежда, преображенная в женскую без малейшего намека на двусмысленность. Головка мужской фетровой шляпы разрезана, одно поле опущено, другое приподнято. Простота, явно порывавшая с модными тогда сооружениями из цветов и перьев. Она также сделала для Дорзиа знаменитую бархатную треуголку, которую актриса носила в спектакле «Милый друг».