«Товарищ капитан 2-го ранга, мы же вас предупреждали… У вас бардак на борту… Вы видели конспекты ваших офицеров… XXV съезд на носу, а кто кого съест у вас на борту — неизвестно… Партбюро состоится завтра. Милости просим…» Набежавшие на ЧП политрабочие начали свое камлание. В бубен же должен был бить сам комбриг, приглашенный возглавить судилище.

Горнитский пришел в свитере и альпаке, чем (по мнению киевских орлов) окончательно подписал себе приговор — строгача в учетную карточку.

Долго разбирались, красиво выступали, пороли чушь, чушь визжала, но Горнитский сидел молча и безмятежно улыбался.

Устав, начальник политотдела мягко посмотрел на «Ахава» и по-отечески спросил:

— Так какие меры вы предприняли, чтобы предотвратить подобные случаи?!

Встать, суд идет! Последнее слово предоставляется!

— Тащ каперанг, меры приняты!

— Какие?

— С сегодняшнего дня личный состав завтракает, обедает и ужинает только в касках!

Люди плакали… Комбриг упал под стол…

Горнитский стал еще популярнее на бригаде.

Это первая история, свидетелем событий которой я не был (читал в то время букварь и еще не выкурил свою первую сигарету). Пишу со слов флотских дедушек, бывших там и медпиво пивших. Однако случай совершенно реальный и уже упоминавшийся (в несколько искаженном виде) в прессе.

В 1973 году Горнитский был молод, но уже командовал своим первым кораблем.

Южно-Китайское море. Пароход Горнитско-го осуществляет визуальное слежение за ДЕСО (десантное соединение) ВМС США во главе со штабным кораблем «Блю Ридж», совершающим переход в Субик Бэй[45]. Все единички ДЕСО Воєнно-Мерзких Сил в хорошем состоянии, держат походный ордер и назначенную скорость в 17 узлов, притормаживая только для полетных операций бортовых вертолетов. Хренов ковчег Горнитского не претендовал на приз «Голубой ленты», имея парадный ход в 14 узлов. При этом гайки вылетали из дизеля, а механики держали пожарные шланги наготове для тушения постоянно возгорающейся фальштрубы.

Американцы — отменные моряки и умеют быть душевными людьми. Поняв, что русский кэп скорее взорвется, чем сбросит ход, вышли с ним на связь, дали место в ордере и позывной для экстренной связи на международном канале. ДЕСО пополнился еще одним юнитом, чапающем в кильватере, и дружно повалил дальше курсом на Филиппины.

У среза полетной палубы «Блю Риджа» стоял «чиф петти оффисер» Майкл Лоу, курил сигарету, думал свою афроамериканскую думу о nucking FAVY[46]и троих детишках, оставленных в далеком Балтиморе.

Вспоминалось Майклу, как гуляли они всей семьей по бульвару Мартина Лютера Кинга (их младшенький — в коляске), как нагнулась жена к карапузу, прислушалась и сказала: «Майки, наш сын только что сказал свои первые полслова!»

— Какие?

— Mother!

— Good boy, mother-fucker!

Екнуло Майклово сердце, но не от воспоминаний, а от… отсутствия палубы под ногами. Не заметил, как «Блю Ридж» начал циркуляцию. Только и успел крикнуть первые (или последние?) полслова.

Высоко было орлу лететь — двадцать метров от ватерлинии, но спасли надетый спасательный жилет и шлем вертолетного техника.

Вынырнул, поорал, помутил воду вокруг, но вспомнил об акулах и успокоился, печально глядя вслед уходящему солнцу и родному ДЕСО.

Падения человека за борт никто не заметил…

А сзади чапал пароход Горнитского…

— Сигнальщик ходовому! Вижу цель по курсу!

— Сигнал, определить цель!

— Тащ, типа буек какой-то… только… руками машет!

Вахтенный вышел на пелорус, где уже стоял Горнитский, нагнувшись к бинокуляру.

— То не буек, а целый БУЙ, — проворчал Он. — «Червь» до места, флаг до половины[47]! Будем спасать буя.

Спасли! Подошли правым бортом, бросили кранец; Лоу схватил его хваткой кошака и был вытянут на борт. Но что делать с американским военнослужащим на борту советского боевого корабля?!

— Как зовут тебя, пришелец? Нэйм? — спросил Горнитский.

— Майкл, сэр.

— Так, Мишку в каюту ближе к гальюну! Объясните, что его перемещения по кораблю — только до гальюна и обратно. В противном случае — кирдык и нихтшиссен! Начмеда ко мне в каюту!

Начмед на ватных ногах приполз в каюту командира, думая, что поступит приказ ввести янка в состояние анабиоза. И не ошибся!

— Сынок, отрываю от сердца три литра шила. Пей, сынок, от души, но вместе с Мишкой. Помни, он должен постоянно быть не готов произнести слова «мама» и «кыш». На закусь требуйте все, что пожелаете, от помощника по снабжению. Задание партии и народа, сынок!

— Благославенны дела твои, Господи, — прошептал начмед и подумал: целовать руки кэпу или нет?

Задание исполнялось изрядно: над просторами Тихого лился песняк на двух языках; помеха сбился с ног, поставляя бычков в томате в пьяную каюту; офицеры скрежетали зубами, завидуя.

Между тем Горнитский доложил во Владивосток и Москву о находке и связался с ДЕСО, обрадовав их спасением офицера Лоу. Москва долго просыпалась и пережевывала сообщение, связывалась с Вашингтоном. И наконец, через три дня, приказала передать пострадавшего на борт «Блю Риджа».

Сказано — сделано. Вскоре у борта покачивался катер с американского корабля, а несколько советских матросов тащили «прозрачного» Мишку по правому шкафуту к отваленной сходне. Мишка безобразничал — лез обниматься и целоваться. Братался, стало быть!

Бережно на руках передали его на катер и следом — подарок от старпома (бутылку шила и бычков в томате). Помни, брат! Святое отдаем!

Через полчаса над кораблем Горнитского завис американский вертолет и сбросил на палубу вымпел. Внутри оказалась письменная благодарность от командующего 7-м флотом США за спасение человека.

По приходу в базу Горнитский получил и от наших — неполное служебное соответствие за создание шухера на высшем уровне.

— Ну, плавал себе американец… И плыл бы дальше!

Был проездом Брат — друг с корабля. Сели, вспомнили былое. Вспомнили и «капитана Ахава» — Горнитского (героя моих рассказов «Человек за бортом» и «Завтрак a la Naval»).

Брат с ним ходил в Индийский океан. Хорошо знает и любит этого командира, капитана и человека. Добрый флотский! Не любил только замполитов…