— Что с тобой? — спросил хозяин.

Нилкомол молча показал скрипку хозяину, и тот тоже опечалился.

— Ну, успокойся, я тебе другую скрипку куплю! — сказал он.

— Конечно, скрипку можно купить, да уж не такую! — огорченно проговорил Нилкомол.

— Пойдем со мной вместе в лавку; выберешь там скрипку, какую захочешь.

Нилкомол вытер глаза. После ужина он остался ночевать в этом доме.

Все состояние Бидхубхушона заключалось в его кошельке; словами не выразить его отчаяния, когда он обнаружил пропажу. Он видел, как за Нилкомолом погналась целая толпа людей, и окончательно растерялся. Он вспомнил поговорку: «Один в город придешь — вдоволь горя хлебнешь». Из глаз Бидхубхушона, уставшего с дорога, измученного мрачными мыслями и голодом, хлынули слезы. Он сидел на берегу Ганга, погруженный в печальные думы, и в это время увидел жреца, с которым познакомился прежде. Тот снова вышел на охоту. Бидхубхушон спросил у него, где бы он мог получить немножко еды.

— Есть о чем беспокоиться! Пойдем со мной, я дам тебе пищу, принесенную в дар богине, — ответил жрец.

Бидхубхушон вместе с ним пошел в храм Кали, поел пищи, предназначенной богине, и улегся в углу храма. Так он провел ночь.

На рассвете следующего дня Бидхубхушон спустился к берегу Ганга, выкупался и вернулся в храм. Он ни с кем не заговаривал, и никто не вступал с ним в разговор. Когда в храме стало слишком много народу, он ушел бродить по городу. В положенное время он вернулся, получил еду и, как в предыдущую ночь, опять ночевал в храме. Так устроился Бидхубхушон.

Как Хем предсказывал, так и получилось. Очень скоро Шорнолота без посторонней помощи научилась читать и смогла написать Хему обещанное письмо. Хем был чрезвычайно обрадован этим письмом. Когда наступили каникулы, Хем собрался домой; он купил сестре небольшую гирлянду искусственных цветов. Такими гирляндами девушки любят украшать свои прически.

Войдя в родной дом, он первым делом позвал сестру:

— Шорна, я привез ответ на твое письмо! Услышав его голос, Шорна выбежала из комнаты и повисла на руке брата. Хем протянул ей гирлянду.

— Возьми цветы, Шорна! Видишь, я сдержал свое слово.

Радостно улыбаясь, Шорна взяла подарок и приколола гирлянду к волосам. Бипродаса в это время не было дома, но вскоре пришел и он. Отец знал, что сын на днях вернется, и почти перестал отлучаться из дому, а если и уходил, то ненадолго. Еще на улице услышав голос Хема, он вошел в дом со слезами радости на глазах. Шорна с протянутыми руками подбежала к отцу. Бипродас тут же подхватил ее на руки.

— Посмотри, папа! Дада привез для меня цветы, — проговорила девочка.

Бипродас был так взволнован, что даже не находил слов. Ничего не сказал он и о гирлянде, которую надела Шорна. Но в глазах его блеснули жемчужины слез. В тот же момент и глаза Шорны наполнились слезами. Хем опустил голову. Поистине бедны обитатели тех домов, где не льются слезы радости. После недолгого молчания Бипродас засыпал Хема вопросами. Когда подошло время омовений, все выкупались и поели.

Шорнолота возобновила занятия с Хемом. Ему оставалось только удивляться ее быстрым успехам. Теперь часто бывало так, что Бипродас лежал в постели и слушал, как Шорна и Хем что-то читали внизу. В такие минуты Бипродасу трудно было удержаться от слез. Быстро пролетели каникулы. Впрочем, каникулы всегда проходят слишком быстро. Хем начал готовиться к отъезду в Калькутту. Как-то Бипродас сказал ему:

— На этот раз я поеду с тобой, Хем.

— Почему? — удивился Хемчондро.

— Годы мои прибавляются, а не убавляются, верно? Нужно кое о чем распорядиться. Если этого не сделать, то, когда я умру, у вас могут обманом отобрать и то немногое, что вы сейчас имеете.

Сначала Хем обрадовался, услышав, что Бипродас поедет с ним в Калькутту, но, узнав, зачем он туда собрался, Хем сразу опечалился. Бипродас понял, какие чувства взволновали Хема, и рассмеялся:

— Ты боишься завещания? Напрасно. Разве люди сразу умирают, как только составят завещание? — Бипродас увидел, что слезы выступили на глазах сына, и вытер ему лицо. — Ну как не стыдно! Перестань плакать. Сколько людей составляют завещания еще в юности, и сколько раз они после этого меняют их!

Хем успокоился. Вскоре они выехали в Калькутту. В Калькутте, в районе Бхобанипура имел адвокатскую практику некий Биной-бабу Гхош, родом из той деревни, где жил Бипродас. Проведя несколько дней с Хемом, Бипродас направился в Бхобанипур к Биной-бабу. Тот встретил Бипродаса приветливо и почтительно. После обмена новостями Биной-бабу спросил Бипродаса о цели посещения.

— Я уже стар, дорогой мой, и могу умереть в любое время. Вот я и подумал, что, пока не поздно, нужно составить завещание.

— Ты правильно решил. Но о завещании не беспокойся! Когда прикажешь, тогда и составлю. Ты уже надумал, кому завещаешь свое имущество? — спросил Биной-бабу.

— Я думаю все, что у меня есть, разделить поровну между Шорной и Хемом. Зачем оказывать кому-то из них особое предпочтение?

— Ну хорошо. Только следует тщательно продумать все детали завещания. Смотри, чтоб тебе не обделить Хема.

— Ты прав, Биной-бабу, но Шорна замуж может выйти за плохого человека. А Хем — умный мальчик, в случае чего и сам может нажить все. В свое время мой отец ничего мне не дал, — заметил Бипродас.

— Что же ты им оставляешь?

Люди старого поколения обычно искренни, но не там, где речь идет о деньгах. Таким был и Бипродас. Он только рассмеялся.

— Кое-что у меня есть! Когда будешь составлять завещание, тогда уж этого от тебя не скроешь. Придет время его подписывать, тогда и узнаешь.

В тот день Бипродас вернулся домой, не составив завещания. Но через несколько дней оно было написано и заверено. У Бипродаса было акций на тридцать тысяч рупий. Он завещал Хему и Шорне по пятнадцать тысяч рупий. Завещание вступит в силу, когда Хем достигнет совершеннолетия, а Шорна выйдет замуж.

О том, что произошло в участке, Годадхор никому не сказал, но втайне не переставал ломать голову, как бы побольше досадить Шеме и Шороле. Промода тоже хотела этого. Она надеялась, что ее муж, придя домой, отругает как следует Шему, когда же этого не произошло, она решила, не говоря никому ни слова, сама наказать обидчицу. Однако прямо задеть Шему теперь уже никто не решался.

Как-то вечером после ужина, когда Шема и Шорола легли, а дверь в их половину оставалась открытой, Промода бесшумно вошла в старый дом и остановилась у двери спальни. Шема и Шорола разговаривали.

— Шема, прошло почти уже три месяца, а до сих пор нет ни одного письма! Куда он ушел, что с ним, мы ничего не знаем! Я совсем извелась от тревоги! — жаловалась Шорола.