украинцы, наконец. Пахали бы землю, растили детей и плевали бы на бандитскую партизанку. То, что рядом уничтожали евреев, крестьян не очень беспокоило, лишь бы их не трогали!» Таким образом, Быков решал за советских белорусов вопросы межнациональных отношений, заявляя, что выступает от их имени [9]. Но далее он писал: «А ведь тронули, да ещё как!» И как? Быков пояснял: «В этом немцам помогли партизаны — дали основание для всякого рода акций. И запылали хаты, пролилась кровь. В этом деле Гитлер и Сталин были сообщниками. То, что недоделал Сталин в 1930-е годы, жестоко завершил Гитлер в начале 1940-х. Беларусь лежала в руинах. Эпопея возрождения была долгой и трудной» [11]. В. Короткевич как искренний сын и патриот Белоруссии, болеющий за свой народ, его историю и будущее, не был согласен с подобными измышлениями, выводами и аргументами В. Быкова. За это последний обозвал его нецензурной бранью.

К слову, не услышал Игрунов от Быкова и признания о том, как тот попробовал сделать карьеру в армии в качестве политработника. После завершения войны полк, в котором служил Быков, находился в Болгарии. Василий попытался сделать партийную карьеру: согласился стать секретарём комсомольской организации части, рисовал для себя перспективу политработника, планировал вступление в партию, учёбу в училище. Но вмешались случай и пагубная страсть. Завелись деньги и многочисленные друзья-офицеры. Каждый вечер он ходил по ресторанам. В один из таких вечеров, будучи навеселе, в хорошем подпитии, Быков вдруг обнаружил, что кончились деньги. И тут он вспомнил об уже собранных комсомольских взносах, которые лежали в сейфе в кабинете комсорга в полку.

Эти деньги пошли на оплату ресторанного счёта, о чём на другой же день стало известно замполиту. Нельзя сказать, что В. Быкова не мучили угрызения совести, но особенно волновал его другой вопрос: кто сообщил замполиту о его грехе. Ведь после этого происшествия мечты о членстве в партии и карьере политработника рассеялись у Василия, словно туман под порывами ветра. Уже в Гродно в рассуждениях он подчеркнул, что может легко осилить в одиночку пол-литра водки за присест. После этого случая в ресторане к мечте о членстве в партии он никогда не возвращался, а в конце жизни даже радовался этому и гордился свободой от идей [12].

Без подсказки в беседах с Игруновым Быков затрагивал и текущие политические темы. Высказывал нескрываемую вражду ко всему советскому. Одно только имя Сталина и упоминание о коммунистах приводили орденоносца и Героя соцтруда Быкова в нескрываемую ярость. При этом он стремился обосновать родство коммунизма и гитлеровского национал-социализма. Приписал И. В. Сталину высказывания, которые якобы тот произнёс, когда узнал о самоубийстве Гитлера: «Доигрался подлюга! А сколько славных дел мы могли бы совершить вместе…» — «К счастью не совершили! — подытожил В. Быков. — Не всё в мире было разделено между красными и коричневыми, остался свободный мир, который и стёр с карты коричневую половину. Красная пока ещё осталась» [12]. Игрунов не преминул отметить, что поставил В. Быкова в затруднительное положение одним только вопросом об источнике его осведомлённости о подобном высказывании Сталина. Быков смущённо замолчал и быстро перевёл разговор на другую тему.

Запад для В. Быкова был лучезарной, желанной, зовущей звездой. С Игруновым он быстро нашёл взаимопонимание и в главном, особо волнующем того вопросе, для решения которого Игрунов и был направлен Яковлевым в ЦК КПБ. А именно: о необходимости разоблачения на примере Белоруссии античеловечной практики социалистического строительства в СССР, особенно в раскрытии и придумывании «звериного» облика коммунизма, НКВД, нарушений его сотрудниками законности, разоблачении развязанных некоторыми его представителями и всеми без исключения большевиками необоснованных преследований руководителей и простых тружеников, репрессий и террора против народа.

При этом Быков заявлял, что у него среди близких знакомых есть единомышленники, готовые активно включиться в акцию, так сказать, по раскрытию преступлений и разоблачению нарушений законности советской властью. А одного из них, кандидата искусствоведения, прозябающего в роли археолога, он считает совестью и героем нации. Это был Зенон Станиславович Позняк, который за разрушение коммунизма и демократическую Беларусь готов положить голову на плаху. Но самое странное в его биографии, если изучить корни: по отцу он поляк, а по матери — еврей (мать была иудейкой из Западной Украины). Она скрывалась в их местечке от преследования бандеровцев во время войны. Никто из жителей немцам и полицаям её не выдал. (А как же сентенция Быкова о том, что «рядом уничтожали евреев, крестьян не очень беспокоило, лишь бы их не трогали»?!) Она сошлась при оккупантах с отцом Зенона, вышла за него замуж. После бегства немцев отца призвали в военкомате на войну, он погиб при освобождении Польши. Но, к счастью, особо подчеркнул Быков, родился и вырос его сын Зенон Станиславович Позняк — самый искренний белорус, ярый русофоб и враг России. Его не нужно подгонять на борьбу с Россией и коммунизмом, агитировать, а необходимо только направлять и сдерживать, защищать от нападок недругов. Их же у Позняка очень и очень много в силу крайнего эгоизма, высокомерия, зазнайства, категоричности, невыдержанности и неуживчивости.

Вскоре после переезда в Минск, уже в декабре 1987 года, Игрунову пришлось близко познакомиться с материалами, предоставленными КГБ БССР: «Справка-отчёт о проведении выездного собрания молодёжного неформального общественного объединения «Талака». Он внимательно несколько раз прослушал аудиозапись выступления Позняка на совместном с комсомольцами собрании «Талаки» в пионерлагере «Полочанка», который был расположен в лесу, в 5–6 километрах от Ракова, по гродненскому шоссе. Игрунову он показался упёртым в своей заскорузлости в политических вопросах при замёрзшем кругозоре восьмилетнего местечкового подростка. Позняк в выступлении обосновывал необходимость перехода исключительно на белорусский язык в быту, обучении и воспитании, подтверждая это выводами доклада Троцкого о борьбе с бюрократизмом, переведённого на белорусский язык.

Доклад Троцкого был дополнен лишь названием употребляемого в Белоруссии в быту языка — трасянки — смешанного русско-белорусского разговорного языка. Что, по выводу Позняка. в итоге способствует психической неполноценности всего общества. Этот вывод породил вопрос из зала: «А как так получилось, что Пушкин, Мицкевич, Лермонтов, воспитывавшиеся и обучавшиеся на нескольких языках одновременно, отлично владевшие и даже писавшие произведения на русском и европейских языках, стали признанными гениями человечества?» Этот вопрос вогнал Позняка в ступор и тупик. Он бросил себе под ноги записки с другими вопросами и буквально позорно бежал со сцены. Игрунов сразу же отметил психическую невыдержанность Позняка и необходимость воспитания и укрепления его сознания тренировкой. Чему в последующем и уделили много внимания, добились большого успеха. Одновременно Игрунов сделал вывод, что на