Как и в случае с сенсорными иллюзиями, знание того, что когнитивные искажения существуют, не помогает нам избегать их при столкновении с новой проблемой. Наоборот. Искажения эти постоянны, встречаются у всех тестируемых, имеют одинаковые тенденции, не зависят от личностных факторов испытуемых и не поддаются исправлению, потому как знание о них не позволяет их избежать либо усомниться в выводах, которые мы делаем в новой ситуации. Мы всегда более уверены в своих заключениях, чем следует. Самоуверенность – не только экспертов, но всех и каждого – воистину одна из наиболее распространенных иллюзий. Данный анализ, несомненно, дает еще один пример: насколько мы действительно во всем этом разобрались?

Батюшки! Что тогда означают последние открытия когнитивной науки? Одни говорят, что они не более чем демонстрация статистической безграмотности простых людей. Другие утверждают, что по своему значению они могут сравниться с открытием подсознания.

Вернемся-ка к идеологии, без которой невозможно упорядочить огромный поток проливающейся на нас информации. Может ли идеология быть еще одной когнитивной иллюзией, полезным вымыслом?

Да, конечно. Мы не способны функционировать, не генерируя и не применяя идеологию. Эту работу мы выполняем путем мышления, которое подвержено целому ряду системных, если не сказать фактических ошибок. Люди никогда не вели себя рационально. Возможно, наука сама по себе – это попытка обрести рациональность. И философия тоже. Разумеется, философия нередко доказывает, что мы лишены способности все додумывать до конца, заставлять логику работать в виде замкнутой системы и так далее.

Еще не следует забывать, что дискуссию эту мы ведем о нормальном, здоровом разуме. Если, начав со столь шаткой исходной позиции, потерять по дороге здравость мысли, вся дискуссия зайдет неизвестно куда. Достаточно сказать, что ничем хорошим это не кончится.

Зимой Цюрих часто окутан туманом и низкой облачностью. Господствующие северные ветры прижимают сформировавшиеся над Атлантикой облака к стенке Альп, откуда им некуда деться. Один серый день за другим серым днем в сером городе у серого озера, разделенном надвое серой рекой. Нередко в такие дни поездка на поезде на расстояние меньше ста километров способна вывести из тумана к альпийскому солнцу. С другой стороны, лучшего времени года для работы не придумать.

Мэри работала. Читала отчеты, проводила встречи, обсуждала проекты со множеством людей по всему миру, выдвигала законодательные инициативы по принятию более жестких национальных законов, закрепляющих юридический статус людей будущего и прочих бесправных тварей. Каждый день был насыщен. Вечера она часто проводила с Бадимом и остальными членами команды. Они обычно пешком спускались в Нидердорф и либо переходили по мосту на другую сторону к ресторану «Цойгхаускеллер», либо оставались на своем берегу в темном переулке около собора Гроссмюнстер и сидели за длинным столом в глубине «Каса Бар».

В тот день сквозь облака проглянуло солнце, и поэтому они спустились на трамвае до площади Бюрклиплатц, доехали еще одним трамваем до остановки «Тифенбруннен» и сели ужинать в «Трес Килос», где обычно отмечали только дни рождения и другие важные события. Тот день этого заслуживал. 19 февраля – первый солнечный день, что для Цюриха отнюдь не рекорд, как грустно заметил Юрген. В Швейцарии обожают вести учет рекордных погодных явлений.

К тому времени, как они прибыли в ресторан, давно стемнело. Лампочки в форме стручков чили, висящие над входом, пылали, как языки пламени. Внутри кто-то что-то уже отмечал, свет вдруг погас, и в зал под звуки песни «С днем рожденья» Стиви Уандера вошла официантка с тортом, рассыпающим искры бенгальских огней. Гости присоединились к поздравляющим, допели с ними песню и сели около кухни, где всегда сидели, если места раньше них не занимали другие. Мэри, сидя рядом с Эстеваном и Имени, прислушивалась к их игривой перебранке. В ней не было ничего нового, пара словно застряла на стадии ворчливого флирта.

– Мы Министерство будущего, – наседал Эстеван, – а не министерство для решения всевозможных текущих проблем. Надо тщательно выбирать свои сражения, иначе полем битвы станет все вокруг.

– Но ведь в будущем все на свете будет представлять собой проблему, – отвечала Имени. – Как ты можешь это отрицать? Твоя разборчивость означает, что мы изменяем своей миссии. Что, кстати, гарантирует говенное будущее.

– И все же необходимо выделять приоритеты. Времени в обрез.

– Это и есть наш приоритет! Кроме того, нас много, и время у нас есть.

– У тебя, может быть.

Имени толкнула соседа локтем и наполнила оба бокала из только что принесенного нового кувшина с «маргаритой». Разговор перешел на сегодняшние новости из Мауна-Кеа: там был зарегистрирован уровень углекислого газа в 447 частей на миллион – самый высокий в истории для зимы. И все это несмотря на индивидуальные отчеты стран, демонстрирующие значительное сокращение выбросов – даже в США, Китае, Индии. Даже в Бразилии и России. Из всех стран с высоким уровнем выбросов сообщали об их сокращении, а в итоге все равно происходил совокупный рост. Либо были выявлены не все источники, либо врали отчеты. Мнения за столом разделились. Возможно, причина была двоякой.

– Когда люди лгут, они знают, что неправы. Но если есть какие-то вторичные выбросы, о которых никто не знает, то дело обстоит еще хуже. Будем надеяться, что люди просто врут.

– Чего тут надеяться, конечно, врут!

– Ладно, не будь циником.

– Я не циник, я реалист. С каких пор люди начали говорить правду по этому конкретному вопросу?

– Люди? Кого ты имеешь в виду, ученых или политиков?

– Политиков, разумеется! Ученые не люди.

– Я думала, что наоборот!

– Ни те, ни другие не люди.

– Эй, полегче. Мэри – политик, а я ученый.

– Нет, вы оба технократы.

– Получается, мы научные политики?

– Или политические ученые. Точнее, политизированные ученые, потому что политическая наука – это из другой оперы.

– Политическая наука – фальшивка, если желаешь знать мое мнение. Или по крайней мере не заслуживает своего названия. Что в ней от науки?

– Статистика?

– Нет. Им просто хочется солидно выглядеть. В лучшем случае это история, в худшем – экономика.

– Слышу стон несчастного обладателя диплома по политологии.

– В точку!

Хохот за столом. Еще один заход на «маргариту». Счет принесут астрономический, «Трес Килос», как и все рестораны Цюриха – или всего мира? – делали главную выручку, чудовищно накручивая цены на выпивку. Коллеги, вероятно, рассчитывали, что сегодняшний вечер оплатит министерство. Они не ошибались. Мэри со вздохом позволила снова наполнить бокалы.

Министр обвела собравшихся взглядом, прислушалась к флирту Эстевана и Имени. Прощупывают друг друга, но с оглядкой – они здесь не одни. Служебные романы редко доводят до добра и все-таки случаются снова и снова. Никто не собирается работать в министерстве всю жизнь, как и на любой другой работе. Так почему бы и не пофлиртовать? Где еще людям встречаться? Поэтому такие романы – данность. Ее тоже однажды зацепило – давным-давно. Мэри помнила, как точно так же болтала с Мартином, еще в Лондоне. Мэри и Марти! Двое ирландцев в Лондоне, протестантка и католик, изучающие систему в надежде запустить в нее когти. Мартина нет в живых уже больше двадцати лет.