Исходя из этих предупреждений, видные социологи в авторитетном академическом журнале «СОЦИС» пишут, что советская модель «не выходит за пределы буржуазной формации, являясь ее, так сказать, вырожденным случаем». Более того, отчуждение при советском строе они представляют более одиозным, нежели при капиталистическом способе производства: «Государственная собственность, которую пытались отождествить с общественной, является, таким образом, худшей разновидностью частной собственности, ибо не исключает, а лишь видоизменяет форму эксплуатации наемного труда. Более того, в отличие от частной, госсобственность распространяется и на человека, превращая его в средство».

Выступая против уравнительства и против «преждевременной» борьбы рабочих против капиталистов за свои интересы, Маркс представляет реакционным даже простодушное требование рабочих повысить им зарплату становится, если им удается этого повышения добиться (например, с помощью забастовки). Он пишет: «Насильственное повышение заработной платы (не говоря уже о всех прочих трудностях, не говоря уже о том, что такое повышение как аномалию можно было бы сохранять тоже только насильственно) было бы… не более чем лучшей оплатой раба и не завоевало бы ни рабочему, ни труду их человеческого назначения и достоинства». Как ни пытаюсь, не могу понять, почему повышение зарплаты «не завоевало бы рабочему его человеческого назначения».

После декабря 1991 г. марксисты на Западе и в СССР перешли от критики «казарменного коммунизма» к прямой пропаганде не только эксплуатации трудящихся, но и безработицы и даже бедности. Надо же помогать «колесу истории»! На этапе перестройки, готовя общество к приватизации, наши рыночники опирались на Маркса, на его веру в то, что отношения купли-продажи и есть «свобода». Л. С. Мамут (отец известного олигарха) цитирует Маркса: «В обмене, покоящемся на меновых стоимостях, свобода и равенство не только уважаются, но обмен меновыми стоимостями представляет собой производительный, реальный базис всякого равенства и всякой свободы. Как чистые идеи, равенство и свобода представляют собой всего лишь идеализированные выражения обмена меновыми стоимостями: будучи развиты в юридических, политических, социальных отношениях, они представляют собой все тот же базис, но в некоторой другой степени».

При этом всем было прекрасно известно, что в действительности «обмен, покоящийся на меновых стоимостях», вовсе не является «реальным базисом всякого равенства и всякой свободы», что сам же Маркс и доказывал на примере купли-продажи рабочей силы. Но вывод из неравенства рабочего и капиталиста при таком обмене Маркс делал такой: «Если один беднеет, а другой обогащается, то это их добрая воля, и это отнюдь не вытекает из самих экономических отношений, из самой экономической связи, в которой они находятся между собой». Так что Чубайс, с томом Маркса в руке, мог бы прямо крикнуть нам: «Я принес вам равенство и свободу!»

Эти виртуозные марксисты вышли на политическую арену в России в конце XX века, в войне против советского строя, который уже просуществовал несколько исторических периодов, доказал свою жизненность и далеко ушел в социальном, технологическом и культурном плане от крестьянского уравнительного коммунизма. А во второй половине XIX века приведенное выше рассуждение о грубом общинном коммунизме было теоретическим основанием для отрицания русской революции самим Марксом. Из этой концепции прямо вытекала необходимость разрушения общины и раскрестьянивания России, превращения крестьян в фермеров и сельский пролетариат.

Маркс писал в «Капитале»: «Итак, к чему сводится первоначальное накопление капитала, т. е. его исторический генезис? Поскольку оно не представляет собой непосредственного превращения рабов и крепостных в наемных рабочих и, следовательно, простой смены формы, оно означает лишь экспроприацию непосредственных производителей, т. е. уничтожение частной собственности, покоящейся на собственном труде».

Но в России крестьяне не имели «частной собственности, покоящейся на собственном труде» (за исключением деревянной сохи и небольшого количества скота) — земля находилась в общинной и феодальной собственности. Более того, и феодальная собственность не была частной. Исторически в ходе собирания земель, в процессе превращения «удельной Руси в Московскую», шло упразднение зачатков частной собственности — процесс, обратный тому, что наблюдалось на Западе. Владение землей стало государственной платой за обязательную службу. Историк Р. Пайпс пишет: «Введение обязательной службы для всех землевладельцев означало… упразднение частной собственности на землю. Это произошло как раз в то время, когда Западная Европа двигалась в противоположном направлении. После опричнины частная собственность на землю больше не играла в Московской Руси сколько-нибудь значительной роли».[6]

По Марксу, капитализм производит первоначальное накопление через экспроприацию мелкой частной собственности. Ее наличие — необходимое условие для развития капитализма. Но для создания мелкой частной собственности в России надо было сначала разрушить общинную собственность. На этой стадии и произошло социальное и культурное столкновение в России, кульминацией которого и стала Октябрьская революция, а затем Гражданская война. В Западной Европе в ходе аналогичного столкновения община потерпела поражение, а в России победила — реформа Столыпина, почти буквально предусмотренная Марксом, не прошла. По России «колесо истории» прокатилось иначе, чем по Западной Европе.

Стоит заметить, что Маркс с напряженным вниманием изучал эволюцию русской крестьянской общины после реформы 1861 г. В сентябре-октябре 1882 г. он даже читал, делая заметки на полях, книгу А. Н. Энгельгардта «Письма из деревни (1872–1882)». В этой книге дано основательное эмпирическое описание русской общины, которое принципиально противоречило доктрине Маркса. До этого Маркс изучил и даже сделал конспект книги М. М. Ковалевского «Общинное землевладение. Причины, ход и последствия его разложения», вышедшей в Москве в 1879 г..[7]

В этой книге дана история общинного землевладения, начиная от первобытного строя, у разных племен и народов (в Америке, Индии, Северной Африке и др.). Составленный Марксом подробный конспект этой книги с замечаниями и добавлениями относится к числу его важных трудов. Здесь для нас интересна сделанная Марксом выписка из книги, посвященная политике колониального режима Франции в отношении общинной собственности на землю в Алжире (приводя ее, я восстанавливаю некоторые слова, замененные Марксом, на те, которые употреблял сам Ковалевский). Эта выписка показывает, что утверждения Бакунина и народников о том, что общинная собственность на землю предопределяет коммунистические установки крестьян, казались очевидными даже для колониальной администрации в Алжире. А у Маркса и Энгельса эти утверждения вызывали лишь едкую иронию или восклицания типа «осёл!».