– Вы часто бывали здесь? – тихо спрашиваю я. Он кивает, не глядя на меня.

– Раньше постоянно. Сначала на велосипеде, я впереди, Джаспер сзади, потому что он был не в очень хорошей форме, а потом, когда у меня появились водительские права, на машине. Джаспер никогда не учился водить.

Я не знала. И только теперь осознаю в полной мере, как много он знает о Джаспере такого, о чем я не имею ни малейшего понятия. Не только в том, что касается болезни, но и повседневных дел. Чейз был частью жизни Джаспера задолго до меня.

– Как вы познакомились?

Он бросает на меня быстрый взгляд.

– Я отвечу на этот вопрос, но только после тебя.

Я ловлю себя на том, что сжимаю губы. Если я действительно хочу больше узнать о Джаспере, и, возможно, Чейз даже сумеет помочь мне найти рукопись, у меня нет другого выбора, кроме как сказать правду.

Тяжело сглатываю, но все равно протягиваю ему ладонь.

– Согласна.

Он быстро пожимает ее. Его рука гораздо больше моей. Теплая. Грубая. Он держит дольше, чем нужно.

Кашлянув, я отстраняюсь от него и отодвигаюсь ближе к краю, чтобы между нами появилось небольшое пространство.

– Сначала ты.

– Только если не упадешь, – бормочет он, и я вижу беспокойство в его взгляде.

Удивленно поднимаю брови.

– Не говори, что ты боишься высоты?

Ведь в конце концов это он привел меня сюда. Он, который уже бесчисленное количество раз до этого был здесь с Джаспером. Я замечаю, что, хотя он и сел рядом со мной, но как минимум в полуметре от пропасти. И, кроме того, он согнул колени, будто собирается встать в любую секунду. Плюс, как и вчера в кафе, он нервно покачивает вверх-вниз правой ногой.

– Нет, – на мгновение Чейз опускает взгляд, но после вновь смотрит на меня. – Мне просто не надоело жить.

– Если бы мне надоело жить, я бы этого не сделала. – Я поворачиваюсь на скале до тех пор, пока мои ноги не перестают с нее свисать, а вот голова, руки и туловище не оказываются прямо над пропастью. Одной рукой придерживаю шляпу, другую вытягиваю вперед. Мой желудок сжимается от страха, сердце стучит в ушах, я чувствую себя… свободной. Свободной и непобедимой.

– Боже! – Сильные руки обхватывают меня за талию и тянут назад. Чейз стоит надо мной на коленях и смотрит так, словно я потеряла рассудок. – Ты хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ?

Я издаю звук, напоминающий хихиканье. Возможно, слишком много крови прилило к голове.

– Просто скажи, что испугался за меня, – поддразниваю я.

Чейз тихо ругается.

– А ты разве нет?

Я качаю головой. Это правда. Люди и то, что они могут со мной сделать – эмоционально, физически, – вот чего я боюсь. Но этого места? Утес над красивой долиной, с которого можно упасть? Ни капельки.

– Ну ты прям… вообще, – вздохнув, он опускается рядом со мной. Теперь мы лежим, не касаясь друг друга, почти плечом к плечу, и оба смотрим в небо. Маленькие белые облака проносятся по нему, в остальном оно совершенно ясное и окрашено в восхитительный синий цвет. Бешеное сердцебиение постепенно начинает утихать, хотя, кажется, что в присутствии Чейза это невозможно.

– Я встретил Джаспера в больнице, когда мне было десять, – его голос звучит отдаленно. Будто мысленно он отправился в далекое прошлое и присутствовал здесь лишь физически.

Вновь и вновь в голове всплывают слова миссис Харрингтон. Джаспер болел еще в детстве. И если Чейз упоминает больницу, значит, все началось уже тогда. Я тяжело сглатываю и перекатываюсь на бок, чтобы было удобней слушать.

– Мой старший брат Джош и я, когда были детьми, вечно доставляли друг другу неприятности. Окей, в основном виноват оказывался я. Одним августовским днем, таким же теплым, как сегодня, я предложил прокрасться в гараж, пока папа возился перед домом со своей машиной. Мы во что-то играли, но я уже не знаю, во что именно. Помню только, как забрался на стеллаж и соскользнул.

Я корчу гримаску.

– Ауч.

– Ага. – Чейз поворачивает ко мне голову. – Я упал прямо в ящик с инструментами. Вот напоминание об этом.

Без предупреждения он задирает футболку, и, помимо накачанных мускул, таких что можно только позавидовать, демонстрирует круглый шрам наискосок выше пупка. Мне хочется протянуть руку и прикоснуться к нему, чтобы узнать, какой будет кожа на ощупь, но я сдерживаюсь. Может, потому что меня отвлекает татуировка. Я не могу точно понять, что там изображено, так как большая ее часть скрыта под футболкой, но хорошо вижу черные линии. Я тяжело сглатываю.

– Внезапно отвертка воткнулась мне в живот. – Чейз опускает ткань. – Даже больно не было, просто горячо и жгло почему-то. Наверно, я уже был в шоковом состоянии. Потом все закрутилось очень быстро. Джош привел родителей, и мама поехала со мной в отделение неотложной помощи. Она плакала, ругала меня и одновременно продолжала уверять, что все будет хорошо. Не думаю, что когда-либо видел ее такой, – что-то грустное звучит в его словах. – В больнице мне сделали операцию. Но лишь позже я узнал, как плохо все было на самом деле. Потом я проснулся в незнакомой постели и неожиданно для себя стал соседом по палате для…

– Джаспера, – шепчу я.

Он кивает.

– Он находился там на лечении и должен был лежать отдельно. Но, как это часто бывает, места не хватало, поэтому нас поместили в одну палату.

– Что… что у него было?

– Муковисцидоз. Повезло, что рано заметили. Сейчас-то уже есть лекарства, чтобы замедлить ход болезни, но в детстве ему приходилось мотаться на обследования в больницу каждый раз, когда возникала какая-то проблема. В тот момент у него диагностировали воспаление легких.

Муковисцидоз. Я слышала об этом, но, если честно, понятия не имею, что стоит за названием.

Кажется, Чейз замечает мое замешательство, потому что, положив голову на скрещенные руки, продолжает:

– Нарушение обмена веществ. Штука врожденная и относительно редкая. Джаспер объяснил мне это так… – он сдвигает брови, будто пытается вспомнить точную формулировку. – В одном конкретном гене есть дефект, который приводит к тому, что вязкая слизь забивает жизненно важные органы, которые, в свою очередь, становятся восприимчивыми к инфекциям. У Джаспера страдали легкие и поджелудочная. Было столько всего, чего он хотел, но не мог сделать. В то время как другие дети играли на улице, он должен был идти на физиотерапию. Больше, чем глотать таблетки, он ненавидел ингаляции. Когда ему было тринадцать, он отказался принимать лекарства. Просто перестал это делать в знак протеста. Его мама тогда чуть не сошла с ума.

Часть меня не хочет этого знать. Этот смелый мальчик появился в моей жизни тогда, когда я больше всего в нем нуждалась. Я замечала, что с ним не все впорядке, но и подумать не могла, что он смертельно болен. Мы ободряли и поддерживали друг друга. Джаспер был мои другом на расстоянии, я в нем нуждалась. Хотелось бы убедить себя сейчас, что между нами просто радиомолчание. Что он все еще рядом и продолжает свое дело, только без меня. Но кладбище, одинокая комната в доме родителей, рассказ Чейза – все это делает его смерть такой пугающе реальной.