От Навуходоносора до нас дошло примерно 95 официальных надписей: в подавляющем большинстве они исполнены на глине, несколько — на камне. Даже при всех утратах и повреждениях текстов мы, видимо, располагаем более или менее полным корпусом документов, составленных писцами для своего царя. В первую очередь такие документы предназначались не для людей; доказательством служит тот факт, что часто они закладывались в ларцы, которые ставились у подножия возводимых стен; в конце строительства их запирали и зарывали в землю. Тексты становились недоступными для обозрения, но, строго говоря, не прятались: при будущей реставрации строители должны были без труда их найти; тогда старым табличкам воздавались почести, а на их место закладывались новые. Во всяком случае, именно такие правила предписывались традицией. В то же время истинные адресаты глиняных писем — боги — могли, как считалось, прочесть таблички, даже не имея их у себя. Таким образом, Навуходоносор и его писцы никак не злоупотребляли доверием богов: те, кого нельзя обмануть, немедленно открыли бы неправду и даже преувеличения. Впрочем, рельефы Нахр-эль-Кельба и Вади-Брисса были высечены для того, чтобы их прочла вся империя, а между тем их содержание не отличается от документов, составленных собственно в Вавилонии. Поэтому у нас сейчас есть все резоны пользоваться этими сведениями без скепсиса и опасений.

Некоторые надписи оставались доступными для чтения: они были оттиснуты на кирпичах, а кирпичи уложены в стены и, стало быть, всем видны; к тому же официальные архивы сохраняли их копии. Удовольствовался ли Навуходоносор надписями на глине — или стремился запечатлеть их в камне, для чего возводил стелы? Некоторые фразы, оставшиеся на глине, позволяют это предположить: «Да прочтет и перечитает сведущий обо всех моих делах, которые я записал на скрижалях, и да не забудет хвалить богов» или «Я записал все мои превосходные дела на скрижалях и крепко утвердил их навеки». Слово, которое мы здесь переводим как «скрижали», могло означать и большую глиняную плиту, и каменный памятник. Но таких памятников не обнаружено, что, разумеется, не доказывает того, что их никогда не было.

Подавляющее большинство вавилонян не знало свершений и планов своего царя, которые доверялись только клинописи. Если бы политическая власть прибегла к рисунку, рельефу или круглой скульптуре, она могла бы гораздо шире распространить свои идеи и свою волю; у нее появилось бы средство влиять на общественное мнение и в конечном счете согласовывать его со своими планами. Но это средство не применялось. Впрочем, наше утверждение справедливо только для Вавилонии; на землях империи Навуходоносор, как мы видели в предыдущей главе, всё-таки поступал иначе. Ассирийцы же широко пользовались для пропаганды изобразительными средствами: барельефы, украшавшие их дворцы, наглядно представляли торжество монархов и наказание их врагов. Вавилоняне полностью отвергли эту практику прежних веков.

Навуходоносор приписывал или разрешал приписать себе всего около шестидесяти титулов. Он позаимствовал их примерно у тридцати различных ассирийских и вавилонских царей. При этом больше пятой их части восходит к Асархаддону. Если к этому прибавить титулы, взятые у других царей той же династии: деда Асархаддона Саргона II (721—705) и его сыновей, включая последнего ассирийского царя Син-шарру-ишкуна (623—612), —доля ассирийских титулов становится подавляющей. Вавилонские же цари источников для составления титулатуры Навуходоносора почти не дали. Даже от своего отца Набопаласара и от Навуходоносора I, во многом служившего образцом для его царствования, он перенял совсем немного официальных прозваний. Таким образом, ассирийская политическая традиция пережила саму Ассирию. Она, правда, стала прикровенной, но могла и вновь войти в силу.

Что общего было между государями, титулы которых писцы Навуходоносора взяли за образец? Прежде всего то, что на практике их надписи сочинялись именно в Вавилонии и были легко доступны писцам VI века. Возможно, другие цари игнорировались отчасти и потому, что их официальные документы на глине и на камне со временем были утрачены.

Кроме того, все цари, чья титулатура была позаимствована Навуходоносором, ставили перед собой одну и ту же задачу — активно и непреклонно стремились сохранять единство Вавилонии. Отдельные части страны могли им противиться, а Сеннахериб очень плохо обошелся даже с самим Вавилоном. Но Навуходоносору это было не важно, главное — ассирийский царь действовал в приемлемом для владыки Вавилона направлении.

Из царей, правивших ранее I тысячелетия, он обратился лишь к одному — Хаммурапи. Чаще, чем к нему, делаются отсылки только к Асархаддону. Именно этот царь в XVIII веке впервые с начала тысячелетия объединил под своей властью всю долину Тифа и Евфрата. Дело его пережило своего создателя лишь на несколько лет, но память о царе осталась. Впрочем, посмертная слава Хаммурапи была скорее книжной или, точнее сказать, школярской. Его сборник законов, обычно называемый «Сводом», стал классическим; впрочем, в школах читали и толковали главным образом вступление и заключение к нему. Текст из века в век переписывался на глиняных табличках. У писцов Навуходоносора он явно был на уме; они очень любили припоминать его, не упуская случая повсюду и непрестанно делать из него заимствования. Об этом свидетельствуют и наскальные надписи Вади-Брисса, так что отголоски древнего кодекса дошли и до областей «Запада».

Самое длинное именование Навуходоносора, включающее 28 титулов, было употреблено при реконструкции храма бога-солнца в Сиппаре; на подписанных кирпичах, найденных в Уре, титулов всего три. Пространность или краткость, бесспорно, имели смысл: Навуходоносор, как видно, был равнодушен к южным областям своего царства, все его интересы обращались к северным городам; писцы же были тем красноречивее, чем большее личное участие принимал царь в составлении текста. В текстах Нахр-эль-Кельба и Вади-Брисса употребляется 17 титулов — не больше чем в среднем по царским надписям. Можно было ожидать иного; между тем эти официальные надписи оказались скромнее, нежели рассказ, посвященный такому ничем не примечательному храму, как сиппарский, который хотя и назывался «Вечным домом», однако до VI века исследователям не известен. На самом деле содержание текста следует считать более важным, чем количество титулов. С течением времени пространность титулатуры не росла. Правда, две надписи, которые сейчас считаются самыми ранними, содержат лишь самые основные титулы, но они же встречаются на всех кирпичных клеймах на всём протяжении царствования во всех местах, где при Навуходоносоре возводились монументальные постройки. Империя в них никак не упоминается; ее существование лишь подразумевается, когда к царю применяется определение «пастырь». Только таким образом она противопоставляется «стране», то есть Вавилонии. Составляя надписи, Навуходоносор явно думал лишь о ее жителях, а не о возможных читателях из других стран. Напротив, Кир — первый персидский властитель, правивший в Вавилоне, — захватив власть, сразу заявил о себе как о «царе Вавилона» и «царе стран». Впрочем, один писец и Навуходоносора однажды назвал «царем вселенной», что означает то же самое; но то была его личная, единичная инициатива, которая впоследствии не была подхвачена. По той же логике Навуходоносор отказался и от титула «царя могучего», хотя еще его отец Набопаласар позаимствовал его у ассирийцев. Это прозвание было не простой похвальбой: приписав его себе, ассирийские монархи VII века официально поставили себя выше не только всех князей своей империи, но также и независимых государей, начиная с египетского фараона. Таким образом, речь шла о серьезнейших дипломатических амбициях. Отказавшись от этой формулы, Навуходоносор ограничил свои притязания пространством, над которым он фактически господствовал, подразумевая тем самым отказ от всемирного царства. Это было продиктовано не столько скромностью, сколько здравым смыслом.