Царские эпитеты можно подразделить на несколько рубрик. Мы это и сделаем, но порядок титулов в самих надписях постичь нелегко. Мы уже не в состоянии разобрать, по каким причинам то или иное именование занимало первое место в списке. Создается впечатление, что в этом смысле их составители были очень раскованны. Но есть одно важное исключение — такая последовательность: «Царь Вавилона, смотритель Дома с высокой кровлей и Дома правды, сын Набопаласара, царя Вавилона». Эти строчки представляли собой базовый титул, необходимый и достаточный. Все остальные дополнения вставлялись в эту неизменную раму. Этот краткий текст использовался в тех случаях, когда царь не отдавал повеления сочинить какую-либо особую надпись. Его можно найти на кирпичах вновь построенных зданий по всей стране.

Навуходоносор был — вернее, постоянно называл себя — царем «разумным», «мудрым», «глубокомысленным», «сведущим», «заботливым», «сильным», «ученым», «умелым», «пекущимся о благе». Только один эпитет у него оригинален — «испытанный»; его надо понимать так: события выявили, каким был Навуходоносор на самом деле. Это столь наивно проявленное самодовольство сегодня вызывает улыбку, но ирония здесь напрасна. Ведь и предшественники вавилонского царя часто говорили о себе. Их умственные качества действительно были важны для всех. Надписи создавали не что иное, как образ идеального государя, указывали на одно из основных качеств, необходимых для исполнения его миссии — ум и даже «хитроумие». Вспомним, как Библия представляет нам Соломона: умение решать загадки — явно не последнее среди его дарований.

«Царь правды» — эпитет, касающийся не только нравственных качеств, но и царской власти. Официально Навуходоносор использовал его лишь в надписи Вади-Брисса (возможно, также и в Нахр-эль-Кельбе, но текст в этом месте стерся). Приписывая себе такой титул, вавилонский царь на деле брал на себя роль бога-солнца.

Зато, как ни странно, собственно политических эпитетов встречается немного. Титулы Навуходоносора этого типа делятся на две категории. Большая часть заимствована у прежних царей, ассирийских и вавилонских, вплоть до XVIII века. Тем самым, ссылаясь на прежних властителей, монарх некоторым образом утверждал себя в качестве их преемника. Он публично показывал, что видит в них образцы, направляющие его действия. Но кроме того, он принял некоторые собственные именования; другие, часто встречавшиеся в прежние времена, напротив, отверг, и такой отказ также поучителен.

Навуходоносор называл себя «вождем», но это не имеет большого значения. Отец его хвалился тем, что «укрепил основания страны», вторя в этом Навуходоносору I. И тот и другой, безусловно, имели право приписывать себе эти заслуги: разделенные шестью веками, оба вернули Вавилонии независимость и безопасность. Навуходоносор II на какое-то время принял эту формулу, но потом отбросил; ему казалось, что она больше не соответствует действительности. Царь был обязан сообразовываться с реальностью, иначе он мог потерять всякое доверие современников.

Когда царь называл себя всего лишь «правителем Вавилона», пускай даже «неутомимым» или «непременным», это не было свидетельством его слабости. Так именовали себя ассирийские цари VII века, когда они царствовали в Вавилонии. Тогда этот титул должен был пониматься как обозначение государя заботливого и преданного, власть которого была ближе и милостивее, чем более строгая власть «царя». Навуходоносор перенял этот титул у Набопаласара, а тому было очень важно показать свое благорасположение вавилонским городам, поскольку они ему не слишком доверяли.

Среди титулатуры Навуходоносора встречается мало эпитетов, относящихся к сельской жизни. Царь, между прочим, был «земледельцем Вавилона», «копящим огромные закрома зерна», и даже «поливальщиком, орошающим поля». Об этом аспекте политики Навуходоносора вряд ли можно говорить всерьез. Его деятельность в этой области не была настолько заметной, чтобы считаться достойной обязательств перед обществом, отраженных в титулах. Тем не менее Навуходоносор был «держателем земли». Такое именование политического деятеля восходит к самым истокам цивилизации Нижнего Двуречья: «держатель земли» тогда отвечал за городское поле, организовывал в каждом населенном пункте труд земледельцев и вследствие этого являлся в нем главным лицом. Его должность как таковая исчезла в III тысячелетии, но само словосочетание сохранилось; с тех пор оно обозначало правителя — постольку, поскольку он заботился о крестьянах.

Надписи лишь вкратце упоминают о Навуходоносоре как полководце (с оговоркой, что это утверждение справедливо для письменных памятников Вавилона и несколько меньше — для наскальных надписей). Однако он выступал в этом качестве часто и успешно. Легкомысленным был бы вывод, что он неохотно выполнял эту царскую функцию. Вавилонская хроника показывает его во главе войск своего отца, когда он еще являлся наследником престола. Уже тогда в трудной борьбе на Евфрате с египтянами он проявил твердость и хладнокровие, мужество и отвагу. Став царем, он никому не передоверил мобилизацию войска и руководство им в бою. В течение своего царствования он вел войны смело и решительно. Просто в качестве вавилонского царя он не считал нужным делать публичной эту сторону своей деятельности. Его отец, конечно, тоже был в этом отношении скромен; но тут скромность, может быть, происходила от затруднительного положения: победитель ассирийцев предпочитал не слишком афишировать свою причастность к разрушению их городов и храмов. Два поколения спустя отголосок этой позиции отозвался у Набонида, решительно отрицавшего виновность своего предшественника: царь-де мидян, «без совести поступая, разрушил жертвенники всех богов страны Ашшур. Поклонение им он уничтожил, всем без исключения, города их обратил в пустыню хуже потопа. Царь вавилонский не поднял руки, чтобы уничтожить поклонение богу, не сделал дела, мерзкого перед Мардуком».

Навуходоносору же нечего было скрывать: всё, что он делал, делалось им по своей воле. Однако вавилонянам царь говорил лишь о том, какими трудными путями ходил. Он являл им себя неким неутомимым путешественником — и не более: царь представал тем, кто «всегда подымался на далекие горы, взбирался на высокие вершины». Лишь в надписи Вади-Брисса он упомянул о военной цели своих разъездов: «…Дальние страны, далекие горы, от Верхнего моря до Нижнего моря, дурными дорогами, глухими тропами, где задерживался шаг, некуда было ступить ногой, тяжелыми путями, дорогами жажды я прошел, непокорных перебил, пленил врагов»[24]. В тексте, предназначенном для всей империи, обязательно должен был содержаться отчет о победах — его отсутствие сильно удивило бы племена, которые были их свидетелями; но отчет этот краток и тривиален. Да и в надписях, адресованных жителям своей страны, Навуходоносор выражается расплывчато: называет себя государем, «связавшим врагов», «убившим мятежных», «удалившим злых и угнетающих племена». Сделан ли здесь намек на его средиземноморские победы? Эти слова могут применяться и к каким-то мятежным вавилонянам, и даже просто к нарушителям правопорядка. Автора этих формул их двусмысленность нисколько не смущала. Навуходоносор просил того или иного бога даровать ему победу, но и эти просьбы сохраняли неопределенный тон. «Да сопутствует мне твое воинство яростное и безжалостное для врагов, вооруженное, бряцающее оружием!» — таким восклицанием завершается надпись Навуходоносора в честь «царя Марада» — бога-воина. Столь сухие выражения тем поразительнее, что в ассирийской традиции повествования о войнах, напротив, занимают первое место, чрезвычайно пространны и по-настоящему живописны. А ведь Навуходоносор совершил воинские подвиги, не уступающие достижениям ассирийских правителей. Таким образом, совершился полный разрыв с весьма близким прошлым, и случилось это по воле царя Вавилонского.