Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Истерн» запрашивает время задержки. Есть новые данные?
— Так, шесть… — говорит сам с собой начальник, — скажи — полчаса.
Диспетчер щелкает кнопкой микрофона:
— «Истерн» триста тридцать, ориентировочная задержка — полчаса.
У каждого диспетчера — наушники, настроенные на свою собственную радиочастоту, поэтому мне не слышно, что ответил триста тридцатый. Наверное:
— А-а-а, есть.
— Хороший бутерброд, — непроизвольно вырвалось у начальника смены.
Это открыло тему — завязался разговор о видах бутербродов, потом — об обедах вообще, о курином бульоне…
В диспетчерской: — четыре экрана радиолокаторов.
А также экземпляр «Нью-Йорк Пост».
И звук открывающейся двери доносится снизу. Человек поднимается не спеша, задумчиво пожевывая зубочистку.
— А, Джонни, пришел. — говорит наземный диспетчер, — а я совсем уже было решил, что сегодня останусь без обеда.
Он кратко обрисовывает сменщику обстановку — кто где — и вручает ему микрофон. Сменщик кивает и открывает банку «Колы», не переставая жевать свою зубочистку.
У самого края тумана на тринадцатую левую садится семьсот седьмой.
Отсюда терминал «ТВА» напоминает голову гигантской осы с разинутыми челюстями, туловище и крылья которой зарыты в песок. Оса созерцает диспетчерскую вышку.
В очереди на взлет стоят двадцать самолетов.
— Вот, Джонни, — говорит диспетчер отправления, протягивая тому полоску бумаги с цифрами.
— Гм… Еще один Гугенот, — произносит Джонни, глядя на цифры. Кучкуются на подходах.
— Я тебе говорю, Боб, мы точно тут скоро крышей поедем со всеми этими гугенотами: «Америкэн» сто восемьдесят третий, сэр, вам необходимо развернуться, та часть рулежной дорожки закрыта.
Выруливающий по внешнему периметру семьсот двадцать седьмой Триджет медленно останавливается и как бы нехотя начинает разворачиваться. В сотне ярдов впереди него вместо рулежной дорожки — голая земля, и несколько грейдеров разгребают ее, ползая туда-сюда, туда-сюда.
— Когда уже они уберутся и вернут нам аэропорт, — говорит Джонни.
— Будем говорить — сорок минут. Сорок минут задержки…
Когда я уходил из диспетчерской, задержка уже достигла часа, а очередь на взлет состояла из сорока самолетов.
Земля «Кеннеди» — два отдельных королевства. Одно — Королевство пассажиров, где правит клиент, и все вершится сообразно его воле. Пассажир царствует над всеми землями вовне, над вестибюлями, магазинами и пунктами по оказанию разнообразных услуг, над таможней, билетными кассами, представительствами авиакомпаний, а также над девятью десятыми каждого самолета, начиная с хвоста — в той его части, где стюардессы ублажают пассажира непоколебимой уверенностью и прохладительными напитками.
Оставшаяся одна десятая самолета — это Королевство летчиков. А летчики — народ очаровательный и довольно типичный. Практически все они больше всего на свете любят летать, и работают на летных палубах гигантских реактивных авиалайнеров вовсе не потому, что жаждут помочь пассажирам добраться до мест назначения. Просто им нравится летать, и они хорошо умеют делать свою работу, а в любом другом деле толку от них было бы не так уж много. Из этого правила, как и из всякого другого, бывают исключения. Встречаются среди летчиков и те, кто может хорошо работать на другом месте. Но лучшими из пилотов такие люди никогда не становятся. Они способны точно исполнять инструкции и требования руководств, но когда дело доходит до необходимости проявить настоящее летное мастерство (сейчас это случается крайне редко, и чем дальше — тем реже), оказывается, что эти люди в небе — чужие.
Лучшими пилотами становятся те, кто начал летать еще мальчишкой, ускользая таким образом от напряженности и тоски перипетий приземленного человеческого бытия. По характеру своему будучи неспособными вынести дисциплину и скуку колледжа, они либо проваливались на экзаменах, либо бросали его по своей воле и все свое время отдавали летному искусству — либо вступая в ряды ВВС, либо выбирая самый трудный путь: аэродромный служитель и ученик — уборка ангаров, заправка самолетов горючим; летчик малой авиации обработка посевов, катание пассажиров; инструктор — постоянные переезды из одного аэропорта в другой… В конце концов приходит решение: а почему бы не попытаться устроиться пилотом дальних авиалиний какой-нибудь из крупных компаний? Терять-то все равно нечего. Попытка и — слава Богу — положительный результат: взяли!
Все летчики всего мира живут одним и тем же небом. Но в жизни пилотов дальних авиалиний все же больше обусловленности, чем в жизни всех других летчиков, в том числе — военных. Они должны всегда быть в начищенной обуви и в галстуке, быть неизменно вежливыми с пассажирами, в точности выполнять все пункты требований авиакомпании и Федерального Свода Летных Правил. Они никогда не имеют права выходить из себя.
Взамен они получают: а) большее количество денег за меньший объем работы, чем любой другой наемный работник где бы то ни было; и, что особенно важно: б) возможность летать на великолепных самолетах, не чувствуя себя никому за это обязанными.
Для устройства на работу в крупнейшие авиакомпании нынче требуется высшее образование, поэтому по-настоящему самых лучших пилотов-практиков эти компании заполучить к себе на работу не могут, уступая их авиакомпаниям местного значения (которым, впрочем, действительно нужны особо высококлассные пилоты для выполнения самых различных задач), сельскохозяйственным концернам и частным фирмам, занимающимся авиа-извозом. Не совсем понятно — при чем здесь высшее образование. Ведь в случае чего, пилоту, получившему блестящую научно-теоретическую подготовку, приходится полагаться только на пункт номер такой-то инструкции по правилам таким-то. Летчик же, которого учила сама жизнь, вернется и посадит самолет, потому что за ним — реальное знание, порожденное интересом и любовью, а не перечнем требований к сотрудникам авиакомпании.
Сообщение между двумя королевствами в лучшем случае одностороннее… Никто из не-пилотов не смеет вступить в Королевство летчиков. А по большому счету, сообщение между ними вообще отсутствует. Общеизвестно, что самые лучшие из летчиков чувствуют себя на земле не в своей тарелке. Кроме тех моментов, когда речь заходит о самолетах и летном искусстве — единственная тема, на которую они способны общаться.
В «Кеннеди» летчики, которые идут с работы, попадаются довольно часто в почти одинаковых униформах и фуражках с белым верхом, независимо от компании, на которую они работают, и страны, откуда родом. Неловкость их очевидна, они замкнуты в себе, взгляд — строго перед собой: поскорее выбраться за пределы Королевства пассажиров в какое-нибудь более удобное место.
Каждый из них с болезненной ясностью отдает себе отчет в своей чужеродности здесь, в пространствах вестибюлей и украшенных рекламой залов. Для каждого из них нет ничего более загадочного и непонятного, чем человек, избравший участь пассажира вместо того, чтобы стать летчиком, тот, кто полету предпочел в этой жизни что-то другое, кто может оставаться счастливым вдали от самолетов. Пассажиры принадлежат к чуждой расе человеческих существ, и летчики стараются держаться настолько далеко от них, насколько это позволено правилами приличия. Спросите как-нибудь пилота, сколько у него есть настоящих друзей, которые не летают. Вряд ли он сможет назвать хотя бы одного.