На этот раз я ответил Рине:

— Привет, отчаянная! Ты как?

Ответила она так, как положено по этикету:

— Привет, Саша! Все хорошо, правда. Звоню сказать тебе спасибо. Если бы не ты…

Удивительно, но голос у нее был бодрым, словно и правда ничего не случилось. Я уже собрался сказать «так поступил бы каждый советский гражданин», но стоп! Не каждый! Да и я непонятно, как себя повел бы, если бы воры не стали меня окружать.

— Восстанавливайся, Рина!

— Саша, я видела, как ты дрался. Это было… — донеслись помехи, голоса, и закончила девушка уже шепотом: — очень круто! Желаю победить на турнире!

Видимо, врачи прописали ей покой и запретили контактировать с внешним миром — девушка отключилась. А я представил себя героем компьютерной игрушки, которого бафнул, то есть благословил, другой игрок, и на голову посыпалась светящаяся пыльца.

И как-то светло и радостно сделалось на душе.

Итак, сегодня тридцатое декабря, Витаутович дал нам выходной. Я должен Коту-Шреку пятьдесят рублей, должен Наташе за праздничный новогодний ужин, и деньги надо вернуть.

Больше меня волновал Витаутович. Как он воспримет мое участие в беспредельных боях? Вдруг вообще дисквалифицирует?

С одной стороны, это будет неплохо — я ведь истратил «Лучшего в мире», и победа мне вряд ли светила. С другой — я назвался груздем и уже полез в кузовок, да и терять расположение человека, которого я уважаю…

Кстати, что за служба БР, в которой служил Лев Витаутович Тирликас? Я ввел запрос в поисковике и получил ссылку на статью:

Так, это что, так теперь КГБ называют? Я погуглил… то есть поискал информацию о КГБ… Да нет, как был комитет, так и остался. БР — новое ведомство, подконтрольное лично Горскому, и это даже не подразделение КГБ! Читаем дальше.

Нет, это товарищ Горский закрутил гайки и вернул МГБ, но назвал иначе. Сотрудники БР были гражданскими лицами, именовались комиссарами.

Ясно. Горский создал собственную никому не подконтрольную службу, чтобы держать местных царьков в черном теле. Вот только распоясались они, главы Семей. Интересно — с позволения генсека, или служба мышей не ловит? Очень хотелось верить, что я чего-то не понимаю в большой политике, и в этой реальности все иначе. Но достоверную информацию взять неоткуда: вряд ли ею располагает кто-то из моего окружения, а Витаутович вряд ли что-то мне расскажет.

Некоторое время я искал статьи про БР, но натыкался только на хвалебные, с длинным списком имен и фамилий врагов государства. А еще я узнал, что сотрудники БР могут действовать без решения суда и ордера на арест личным распоряжением генерального секретаря, как дело обстояло с проворовавшейся семьей Воликовых, опорочившей себя связями с иноагентами.

На часах было начало двенадцатого. Увлекся, блин. Итак — сперва уборка. Потом — возвращение долгов. Есть, спать, восстанавливаться перед турниром.

Переодевшись и прибравшись, я отправился к Артурке, спросил, где искать Кота и дома ли он, получил номер комнаты и постучал к нему.

Кот открыл дверь, что-то ворча, но увидев меня, приосанился, аж лицом посветлел. Он был в майке-алкоголичке и спортивных штанах. Оглядевшись, он затащил меня в комнату, словно я ему принес что-то запрещенное, кивнул на вторую застеленную кровать. Я протянул ему полтинник, который занимал, но он покачал головой, колыхнув щеками, светился он при этом как медный пятак.

— Не, брат! — зачем-то пародируя кавказский акцент, сказал он. — Ты мне ниче не должен. Это я тебе должен, брат! Может, того? — Он кивнул на початую бутылку армянского коньяка, щелкнул себя по горлу. Ага, понятно, почему акцент. — Победу твою отметим. Семь звезд, между прочим!

Не дожидаясь согласия, он разлил благородный напиток по рюмкам и продолжил, пуча глаза:

— Да ты зверь, наделал шороху! Мне с тебя знаешь сколько бабок привалило? У-у-у!

Я запоздало вспомнил, что и мне положено пять процентов от ставки. А это, наверное, до фига и больше, и теперь нужно идти и как-то их выбивать…

— Твоих тринадцать штук, и моих столько же, ты прики-инь! — Лицо его раскраснелось, глаза лезли из орбит. — Я теперь тачку возьму, «москвичок» подержанный!

— Ага, костюм с отливом…

— И в Ялту! Точняк, брат! — Он поднял рюмку, поставил ее. — Так, стоп, тебе бабосики отслюнявить!

Шрек танцевал. Нет — он парил и порхал. Он хотел и готов был ради меня последнюю рубашку отдать. Нет — на груди порвать. Не только на груди. И не только рубашку.

— Мне? — уточнил я.

— Ага! Мне как поручителю отдали твою долю.

Вытащив из шкафа огромную дорожную сумку с вещами, он порылся там, достал пачку разноцветных купюр, перетянутых женской резинкой для волос.

— Вот они, родименькие! Тепленькие еще! Только утром забрал.

Перебирая купюры пальцами, поглаживая их, как любимую женщину во время интима, он начал раскладывать их по двум кучкам. Я сперва не поверил. А когда понял, что я по местным меркам богач. В глазах, наверное, прокрутились значки, как в игровых автоматах.

Двадцать три тысячи! О-фи-геть! И в нашем мире, если пересчитать на российские рубли, двести тридцать тысяч — сумма неплохая! А здесь все-таки жизнь попроще, можно год вообще не париться… Точнее, заниматься себе футболом и не думать ни о чем другом.

— Чо замер? Обалдел, братишка? — Шрек улыбнулся, обнажая крупные зубы. — А уж я как обалдел, у-у-у! Давай все-таки выпьем за удачу, ну? — Он протянул мне рюмку.

— Не, извини, у меня режим.

— Чо еще за режим? Знаешь, как Мищенко говорит? Чо человек, который не пьет — больной или падлюка.

— Завтра турнир, за «Динамо» выступаю.

Шрек, опрокидывающий рюмку в глотку, поперхнулся, закашлялся. Запил водой.

— Тот. Самый. Турнир?

Я кивнул и услышал шлепок выпавшей челюсти.

— Ну-у-у… Тогда не надо, ты прав. Бабосик-то пересчитай.

Он подмигнул и выпил вторую рюмку, совершенно по-варварски закусил огурцом благородный напиток. Я взял деньги. Пересчитывал медленно, потому что незнакомые купюры были разного номинала: пятисотки, сотки, пятидесятки. Тринадцать тысяч пятьсот двадцать рублей!