Хульда отвернулась от молодого комиссара, и только хорошо знавшая ее Лило поняла, что она чувствует себя не так самоуверенно, как притворяется.

Комиссар Норт некоторое время пытался найтись с ответом, но, видимо, ничего не смог придумать, поэтому взял со стола чашку и залпом выпил не успевший остыть кофе. Он быстро-быстро задышал, чтобы остудить язык, поймал на себе взгляд Лило и закрыл рот. На его острых скулах появился легкий румянец.

– Спасибо, что уделили мне время, госпожа Шмидт. Пожалуйста, окажите содействие моим коллегам, если у них возникнут к вам новые вопросы. Не обсуждайте случившееся с соседями. Пока идет расследование, нам бы хотелось, чтобы сплетни об этом деле не распространялись.

– Я вам не сплетница! – возмутилась Лило. – Лучше скажите это старухе Козловски!

Комиссар Норт приподнял шляпу и сказал:

– Всего хорошего.

Он взглянул на госпожу Хульду, которая стояла к нему спиной и смотрела в окно. Когда она не оглянулась, комиссар пожал плечами, приподнял шляпу и вышел из квартиры.

Глухо хлопнула дверь.

Только тогда госпожа Хульда обернулась.

– Ну и задавака, – небрежно сказала она, с улыбкой глядя на Лило, после чего закатала рукава, вымыла в раковине руки и поправила чепчик, который немного съехал. Потом сказала: – Что ж, моя дорогая, вам надо перекусить и вернуться в постель.

Лило кивнула, наблюдая за тем, как госпожа Хульда проворно выкладывает на тарелку несколько картофелин из железной кастрюльки.

Ей показалось, что движения акушерки были более нервными, чем обычно.

Глава 11

Пятница, 2 июня 1922 года

Хульда еще издали увидела, что сегодня Берт повязал пятничный платок. У него было по одному платку на каждый день недели. Если жители Шенеберга вдруг забывали, какой сегодня день, им достаточно было взглянуть на владельца газетного киоска. Сегодня у него на шее красовался шелковистый светло-голубой экземпляр, яркий, как небо.

Большая площадь за киоском была пуста, только несколько голубей бродили вокруг, ссорясь из-за оставшихся крошек, словно вздорные старухи. Завтра базарный день, и народу здесь снова будет пруд пруди. За площадью неусыпным величественным стражем возвышалась краснокаменная церковь Святого Матьяша с остроконечным шпилем и высокими готическими окнами.

Хульда спрыгнула с велосипеда, привязала его к столбу и перешла через дорогу. Она держала путь к киоску, в котором Берт продавал газеты, сколько она себя помнила. Маленький стеклянный фонарь на крыше блеснул, поймав солнечный лучик. Зимой рано темнело, и Берт в это время обычно уже зажигал газовый фонарь, но летом можно было сэкономить: площадь освещало заходящее солнце.

– Добрый вечер, Берт, – сказала Хульда и улыбнулась своему старому другу. Помимо шелкового платка на нем были расшитый жилет, накрахмаленная рубашка, подтяжки, тщательно выглаженные брюки и сюртук. Берт всегда так одевался. Вещи он, судя по всему, гладил себе сам, поскольку был холостяком и жил один – в квартире за углом. Однажды Берт рассказал, что у него есть небольшой патефон и что по вечерам он слушает любимые пластинки. Хульда никогда не бывала у него дома.

Они предпочитали болтать здесь, на площади, в окружении шелестящих газет и журналов, с обложек которых на них смотрели важные личности, словно составляя им компанию. «Как странно, что я почти ничего не знаю о Берте», – вдруг подумала Хульда. Берт с его элегантной одеждой и понимающей, порой насмешливой улыбкой казался такой же неотъемлемой частью базарной площади, как фонарные столбы.

Берт улыбнулся из-под закрученных усов.

– Милая Хульда! Какая честь видеть вас в моей скромной лавке. Так поздно, а вы еще в делах?

– Долгий выдался денек. Я только что из Нойкельна, – сказала Хульда и пробежалась глазами по заголовкам вечерних газет. – Эти курсы повышения квалификации отняли много времени, но, к счастью, скоро они закончатся. – Потом она кое-что вспомнила и добавила: – Погодите минутку, у меня для вас подарок.

Хульда принялась рыться в кожаном саквояже, который таскала с собой весь день. Она чувствовала себя измученной и на удивление грязной. Все утро она провела с Лило, а после обеда поехала в женскую клинику, где выслушала длинную лекцию напыщенного врача-гинеколога. Этот мужчина, который, судя по всему, не принял ни одного ребенка, заявил, что женщины должны рожать только в одном положении, а именно – лежа на спине в постели. Этого требуют обычаи и приличия, а также анатомия. Хульду так и подмывало рассказать ему о Лило, которая прекрасно родила стоя, и о многих других женщинах, разрешавшихся от бремени в самых разных позах. Во взглядах остальных акушерок, устремленных на придурка на трибуне, читались те же мысли. Потом Хульда взяла себя в руки.

Для акушерки критиковать врача, да еще и светоча медицины, было немыслимым преступлением. Да и вообще, если ты женщина и задаешь слишком много вопросов, то тебя, ничтоже сумняшеся, обзовут истеричкой.

Кроме того, врачи в большинстве своем относятся к домашним родам скептически, и Хульда все чаще думала о том, чтобы со временем пойти работать в клинику. Конечно, ей нравилось быть независимой, общаться с роженицами, болтать с ними вполголоса в полумраке спальни, пока младенцы спят, но…

Но какое будущее ее ждет? Стареющей акушерки, считай – повитухи, которая не развивается, не учится, а лишь передает старые знания, пока не иссохнет, и которой придется конкурировать с государственными медсестрами из родильных домов?

Акушерка немногим лучше уборщицы или служанки, потому что все лавры достаются врачам.

«Честолюбие тебя погубит, душечка», – любила говорить ей мать. Хульда пылко возражала, но, оставаясь наедине сама с собой, признавала: да, она честолюбива. Она хочет сиять, если есть возможность. В начищенном до блеска наборе родильных инструментов собственное отражение намного яснее и четче, чем в осколке зеркала на заднем дворе. Поэтому врачи должны поверить, что Хульда ловит каждое их слово, ведь без их поддержки женщине не пробиться.

В перерыве подавали некрепкий, но настоящий кофе с печеньем, и Хульда, питающая слабость к сладкому, подумала, что пришла не зря. Больше всего она любила шоколадные конфеты, но с готовностью проглатывала все, в чем был хотя бы намек на шоколад.

Наконец она отыскала в саквояже то, что искала, а именно – маленькую картонную упаковку и круглую жестяную коробку.

– Вот, держите. Настоящий венгерский воск для усов и повязка!

– Это мне? – притворно изумился Берт, принимая протянутые гостинцы. – Чем я заслужил такие сокровища?

Конечно, он знал, что Хульда была желанной гостьей в аптеке Рихтера на Гледичштрассе. Владелец делал ей различные подарки с тех пор, как она помогла появиться на свет его дочери. Госпожа Рихтер чуть не умерла при родах, потому что ребенок находился в затылочном предлежании и не хотел выходить сам. Хульда в