Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно, огненно, красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты. Какое великолепное здоровье!.. Кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть, вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и, пожалуй, хитрости. Но не эта особенность меня поразила в них, а цвет их райков. Подыскивая сравнение к этому густо и ярко-оранжевому цвету, я раньше останавливался на зрелой ягоде шиповника. Но это сравнение не удовлетворяет меня. Лишь прошлым летом в парижском Зоологическом саду, увидев золото-красные глаза обезьяны-лемура, я сказал себе удовлетворенно: «Вот, наконец-то я нашел цвет ленинских глаз!» Разница оказывалась только в том, что у лемура зрачки большие, беспокойные, а у Ленина они – точно проколы, сделанные тоненькой иголкой, и из них точно выскакивают синие искры.

Голос у него приятный, слишком мужественный для маленького роста и с тем сдержанным запасом силы, который неоценим для трибуны. Реплики в разговоре всегда носят иронический, снисходительный, пренебрежительный оттенок – давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных битвах. «Все, что ты скажешь, я заранее знаю и легко опровергну, как здание, возведенное из песка ребенком». Но это только манера, за нею полнейшее спокойствие, равнодушие ко всякой личности. Вот, кажется, и все. Самого главного, конечно, не скажешь; это всегда так же трудно, как описывать словами пейзаж, мелодию, запах…

Ночью, уже в постели, без огня, я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и… испугался. Мне показалось, что на мгновение я как будто бы вошел в него, почувствовал себя им.

«В сущности, – подумал я, – этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки людьми, доступными капризам дня и колебаниям характера. Этот же – нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том – подумайте! – камень, в силу какого-то волшебства – мыслящий! Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая– уничтожаю».

Лучше не «сфотографируешь». По моему мнению, описание Куприна огненно-рыжего со светящимся лицом вождя было взято за основу для создания экспоната, ныне лежащего в Мавзолее. Судя по деталям, современный кабинет Ленина, который располагался в Кремле, а теперь собран в Горках, был сфальсифицирован еще в сталинские времена. Кроме того, там появилась мебель, отделанная карельской березой. Похоже, что она уже из сталинского кабинета. Приведенный «моментальный снимок» Куприна не очень соответствует современной экспозиции.

Гражданская война закончилась полной победой красных. До сих пор никто не знает точно, сколько погибло людей на всех фронтах всех воевавших сторон. Называют цифру в 10 миллионов, но разве подсчитаешь тех, кто мертвым был брошен в степях и лесах, сожжен в амбарах или в бочке, как Каплан, был утоплен в реке в запертой барже, расстрелян в подвалах и закопан в глухой яме, как царская семья? Вспоминается одна архивная фотография: казак присел на корточки перед горкой отрубленных офицерских голов. Но в ноябре 1920 г. война закончилась взятием Крыма, а уже в феврале 1921 г. против большевиков поднялся Кронштадт, та самая военно-морская база, матросы которой составляли костяк Октябрьской революции. В том же году начался невероятный по своим масштабам голод, а Ленин воспользовался этим моментом, для того чтобы конфисковать имущество православной церкви и получить благотворительное подаяние продовольствием от ненавистных буржуев-американцев…

И. В. Сталин у гроба В. И. Ленина.

И все же по итогам Гражданской войны, по трагическому положению, в котором оказалась страна в эпоху военного коммунизма, Ленин понял, что надо круто менять курс, резко осадить назад. Он всегда очень неординарно мыслил и смело отказывался от собственных догм, но не от власти, а ради нее. В конце лета того же года подписал «Наказ», которым провозглашалась новая экономическая политика. Под строгим контролем государства было разрешено частное предпринимательство, торговля и, в узких границах, свобода художественного творчества. И в то же время – сотня выдающихся людей России была насильно посажена на пароход и выслана из страны. Надо благодарить его за то, что не расстрелял, как бешеных собак, не заморил голодом, не сгноил в ссылке, как это позже делал Сталин. Но интеллигенцию он все так же не любил и презирал «за дряблость», «за мягкотелость», «за либерализм», публично называя ее «говном нации».

Похороны В. И. Ленина. Москва, январь 1924 г.

В те годы, пока проводился НЭП, страна не голодала. Выполнение заявленной программы социалистического переустройства России и всего мира начинало приобретать новые, более гуманные черты. Но, судя по всему, Владимир Ильич Ульянов-Ленин завершил ту программу, которую в него заложила божественная судьба или равнодушная природа, и в конце мая 1922 г. его настиг первый удар (инсульт), связанный со склерозом сосудов головного мозга.

Болезнь была наследственной, предположительно от нее умер отец, Илья Николаевич. Пришлось переехать в подмосковную усадьбу Горки, приглашать зарубежных светил медицины, терять нити и рычаги управления государством. Еще до первого удара с его согласия во главе всей партийной механики был поставлен Сталин, который сумел сплотить против Троцкого большинство соратников Ленина. Партия раскололась. И хотя Ленин понимал, насколько серьезно его положение (однажды попросил Сталина дать яда), но, по моему мнению, до последнего момента он надеялся сохранить за собой рычаги управления. Уже малоподвижный, последними усилиями воли, Ленин 24–25 февраля 1922 г. продиктовал «Письмо» к собиравшемуся без него ХII съезду РКП(б). Записку позже стали называть «Завещанием», но оно не было таковым. Видя, что Сталин повел себя излишне самостоятельно и фактически изолировал его в Горках, вождь (все еще вождь!) попытался создать модель «коллективного руководства». В «Письме» он всем без исключения лидерам, реально претендовавшим на власть, дал отрицательные характеристики. На место Сталина предложил подобрать какую-нибудь менее амбициозную фигуру и ввести в состав Политбюро «от 50 до 100 рабочих». Так Ленин пытался из своей постели восстановить контроль над Политбюро через более подходящего посредника и «наблюдательный совет» из новых людей. (То же самое попытался соорудить Сталин перед своим концом.) Но давние соратники сообща не позволили этого сделать.