Холодок пробежал у меня по спине. И в то же время я почувствовала, что сильно вспотела. Как такое может происходить одновременно? И вообще, нечего потеть, это только увеличивает электропроницаемость кожи!

– Мы говорили с ним по-хорошему. И не только мы, но и важные люди из Москвы. Вы же не дура, госпожа Винокурова, понимаете, что в подобных случаях речь идет о национальной безопасности. А за национальную безопасность никак не могут отвечать иностранцы, за нее отвечаем мы.

Вот ведь поганое словечко – «мы»! Этот тип, который курит сигареты с терпким запахом и чьего лица я не могу разглядеть, явно гордится тем, что принадлежит к своей касте. Прямо секта какая-то! Не хватало только еще тайны Святого Грааля или погони за шедеврами Микеланджело!

– Ну, если человек ни в какую не соглашается, а встает на дыбы и начинает даже нам угрожать, тогда мы оставляем за собой право прибегнуть и к другим, более действенным, мерам убеждения. Вы понимаете, о чем я, госпожа Винокурова? Молчание истолковываю как знак согласия. Вот как бы вы поступили на нашем месте, госпожа Винокурова? Впрочем, вопрос риторический, так как на моем месте вы никогда не окажетесь.

Еще бы, я прекрасно понимала! О, как бы мне хотелось, чтобы на моем месте оказался этот наглый, вальяжный тип – оказался привязанным к металлическому стулу, с оголенными проводками на ушах, руках и ногах. Я бы тогда с большой радостью включила рубильник, причем чем выше было бы напряжение, тем лучше!

Однако мои мысли – пустые мечты. Приходилось сидеть на стуле и терпеливо ждать своей участи. Интересно, как типы, предпочитающие говорить о себе во множественном лице – мы, – разделаются со мной? И что произошло с Таечкой? Она уже мертва или тоже привязана к стулу, через который течет электрический ток?

– Покойный Виктор Геннадьевич отличался упрямством, – продолжил мой мучитель, – и был уверен, что наличие определенного количества миллиардов, нажитых им не самым праведным путем, спасет его от любых напастей. Однако все совсем не так...

Мужчина вздохнул, о чем-то, видимо, задумавшись, и добавил:

– Так что было принято решение о том, что, если склонить господина Максюту к продаже предприятий нужным нам лицам невозможно, нужно сделать так, чтобы Виктора Геннадьевича не стало. А его наследники наверняка должны оказаться более понятливыми.

Ничего себе! Получается, вовсе не Эстефания со своими родственничками, а безымянные борцы невидимого фронта укокошили Витю?

– Для этого в Бертран и была направлена команда специалистов высокого класса, – просвещал меня любитель терпких сигарет. – И я, как вы можете догадаться, являюсь руководителем данной группы. Господину Максюте надлежало покинуть наш грешный мир, и был уже заготовлен особый яд. Может быть, вы слышали о стронции-230? Олигарх получил бы на завтрак радиоактивный коктейль и в течение двух недель непременно умер. Спасти его никто бы не мог, и Виктор Геннадьевич умирал бы при полном сознании, один жизненно важный орган отказывал бы за другим. И у несговорчивого миллиардера было бы предостаточно времени, чтобы осознать свою ошибку, понять, что с нами шутки плохи...

То, что с подобными ребятами шутки плохи, я лично уже поняла. И меня тоже напичкают тем самым стронцием? Хотя нет, чего возиться, сразу пришлепнут, как надоедливую муху...

– Смерть господина Максюты стала бы уроком для всех строптивцев. Ведь ясно же: лучше сразу соглашаться с нашим предложением, тогда имеется шанс остаться в живых. Мы – люди с понятиями.

Опять «мы»! Прямо как октябрята-пионеры, все у них делается вместе! А убивают они тоже целым скопом? Ответ на сей животрепещущий вопрос мне скоро предстоит узнать – на собственной шкуре.

– Вот, собственно, и все, что вам нужно было знать, – в голосе зазвучали металлические нотки. – Операция по устранению Максюты была разработана детально и одобрена... Впрочем, какая вам разница, кем именно она была одобрена. Мы прибыли на Лазурный Берег под видом группы туристов. Стронций находился в багаже, замаскированный под бутылочку с шампунем. Виктору Геннадьевичу надлежало умереть, причем так, чтобы у него была возможность задуматься о бесцельно потраченной жизни и о том, что нам лучше не противоречить.

Он сделал паузу, а я почувствовала, что у меня ужасно зачесалось правое ухо. Я бы сейчас отдала все на свете, только чтобы почесуха прошла, однако она с каждым мгновением только усиливалась. И к чему, интересно, чешется правое ухо? К мучительной и страшной кончине?

– Ага, вижу, вы проявляете признаки беспокойства, госпожа Винокурова. Что же, теперь до вас доходит причина, по которой вы оказались здесь. Мы и только мы имели право на убийство Виктора Геннадьевича, но вместо этого его прирезали вы, спутав нам все карты. И мы исходим из того, что данное убийство не является обычным преступлением на почве страсти. Вы же не из тех, кто режет горло своим богатым любовникам! Нам все о вас известно, госпожа Винокурова. Все, кроме одного – имени того, кто поручил вам убийство Максюты. Имя! Немедленно! Иначе...

Иначе меня снова будут пытать электрическим током, а потом начнут тянуть жилы, пилить кости и загонять под ногти иглы. Или запрут в ангар с разъ-яренными собаками. Запихнут в ледяную или, наоборот, ужасно горячую ванну. Такие ребята церемониться не будут. Только что мне им сказать – правду? Что Витю я не убивала и ни на кого не работаю?

– Молчите... – зловеще произнес голос, и до меня донесся звук приглушенных шагов. Видимо, субъект поднялся и принялся ходить по комнате. – Только советую вам подумать, прежде чем снова лгать. Потому что делаю вам уникальное предложение в последний раз – вы говорите правду, и мы, так и быть, оставляем вас в живых. Вас и вашу идиотку-сообщницу, дочку Максюты.

– А что с ней? – прошептала я. Почесуха в ухе внезапно исчезла – я на мгновение забыла о ней, и она сгинула, как будто кто-то отключил тумблер.

– Ее допрашивают, – лаконично ответил голос. – Но она упряма, как осел. Итак, давайте обрисую вам ситуацию – у вас есть возможность сказать правду и остаться в живых или... или умереть в страшных мучениях. Причем относительно страшных мучений я не шучу, они действительно будут страшными. Нам нужно знать, кто приказал вам убить Максюту! У нас имеется предположение, что наши заокеанские конкуренты – вы же часто бываете в Нью-Йорке – вышли на вас с предложением, так ведь?

Из работников спецслужб знала я одного типа, который уверял, что является шишкой в какой-то американской спецслужбе. Потом вскрылось, что тот тип психически ненормален. Впрочем, субъекты, в лапах которых я находилась, тоже явно не совсем здоровы на голову. Выходит, что психическая неадекватность – обязательное условие для того, чтобы стать работником спецслужб как в Западном, так и в Восточном полушарии?

И что мне в таком случае сказать? Правду? То есть отрицать свою причастность к смерти Вити и готовиться к многочасовым пыткам? Но мой мучитель хочет получить вполне однозначный ответ. И я решила его дать.

– Да, вы правы... – произнесла я слабым голосом. – Меня завербовали...