– Не-а, – заметил Никос.

– Но… – начала было Кади, не в силах скрыть разочарование.

– Знаю, красиво, но хранилище – туда. Пойдем. Зови меня Вергилием.

Никос легко поклонился, взмахнув рукой, и повел Кади в нужную сторону. Та неохотно последовала.

– К сожалению, – добавил Никос, – там, куда мы прибываем, ничего не сверкает.

Они резко свернули налево, обходя лестницу, и Кади вдруг очутилась в более темном и простом помещении с компьютерными экранами у стены и главной информационной стойкой. Никос провел Кади мимо пикающих, шаркающих, топчущихся людей, получающих книги, в помещение еще теснее, с лифтом и металлической дверью, как при входе в спортзал напротив него. У третьей стены располагался небольшой стол с копиями карт, листочками для заметок и крошечными карандашиками. Никос глянул на убористую карту библиотеки, которая для Кади выглядела совершенно непостижимой, потом толкнул дверь.

Та привела их к бетонной лестнице с люминесцентными лампами на стенах. Кади проследовала за Никосом на полтора пролета вниз, где он толкнул следующую дверь. Когда та с щелчком за ними закрылась, Кади сообразила, что они наконец добрались до «хранилища». Перед ними тянулись бесконечные ряды серовато-коричневых металлических книжных полок и узких проходов. И ни души, только затхлый воздух и мрак.

– А почему так темно? – прошептала Кади.

– Зацени, – шепнул в ответ Никос. Он сделал огромный шаг вперед, вскинул руки и крикнул: – Да будет свет!

В следующий миг люминесцентные лампы над ним вспыхнули с громким отчетливым щелчком. Одна зашипела, мерцая. Никос оглянулся через плечо, усмехаясь. Кади нервно рассмеялась.

– Они на датчиках движения, – пояснил Никос. – Нет смысла все время освещать этот склеп. Пойдем, нам сюда.

Когда они проходили мимо каждого ряда, лампы вокруг них загорались – щелк-щелк-щелк – с гудением электричества и потрескиванием от возраста. Кади это напомнило, как доктор Франкенштейн по очереди тянул рычаги своей машины, оживляя лампами труп.

– Как-то здесь жутковато, – заметила Кади. – Где все?

– По хранилищу можно бродить чертовски долго и не встретить ни единой души. Но это в основном потому, что гарвардские студенты чем угодно будут в библиотеке заниматься, только не исследованием. Кстати говоря… – Никос остановился и развернулся к Кади: – Ты слышала про традицию хранилища? – вскинул он темную бровь.

Кади покачала головой.

– Есть определенные вещи, которые каждый здешний студент должен сделать до выпуска. Первая – помочиться на ногу статуи Джона Гарварда, ту самую, которую на удачу трут все туристы, бедолаги.

– Фу.

– Да, не совсем для девочек пунктик. Вторая – первобытный крик. Это когда в ночь перед последней сессией, посреди зимы, ты раздеваешься догола и с безумными воплями носишься по Гарвард-ярду. Все ничего, вот только девочки и тут неохотно участвуют, так что выходит просто куча-мала из мужиков, чьи шишки крутятся как вертушки. Мужчину сие действо совсем не красит. Я это на собственной шкуре узнал. – Никос застенчиво надул губы, отчего Кади захихикала. – И третья… О, третья наилучшая. Это заняться сексом в хранилище Уайденера.

Кади вымучила только «хм».

Никос продолжал смотреть ей в глаза.

– Пытаешься угадать, отметился ли я и тут?

К щекам Кади прилил жар.

– Нет.

– Пока не отметился. Берегу себя для той самой, так что нечего тут меня голодным взглядом сверлить.

Кади рассмеялась:

– Ты кошмарен.

– Лесть не поможет. Мы здесь по делу, и я весь сосредоточен на твоей учебе.

Никос снова зашагал вперед. Они остановились у стеллажа, отмеченного нужной комбинацией букв, чисел и дробей, и Никос присел на корточки, просматривая корешки.

– А вот и оно. «Ад»! – провозгласил он. – За авторством Данте Алигьери. Перевод Киркпатрика – он, кстати, неплох. Ты уже читала «Ад»?

– Нет, к своему стыду, никогда даже не открывала.

– А, ну тебе понравится. Мы его проходили в Итоне, и помню, мне особенно полюбилось, что льстецы должны лежать в реке дерьма. Не скажу, на каком круге или в какой песни это было, но…

Кади не слушала. Он подал ей идею.

– Никос, – вдруг произнесла она.

– Каденс, – отозвался тот, подражая ее серьезному тону. – Да, что такое?

– Прости, не мог бы ты проверить, о чем песнь пятая?

Никос проверил оглавление и пролистал до нужной страницы. Внезапно нетерпеливая, Кади едва сдержала желание выхватить книгу у него из рук.

– Песнь пятая – это… – Никос цокнул языком, просматривая текст. – Паоло и Франческа.

По спине Кади расползся холодок, от позвонка к позвонку. Она снова услышала свой голос: «Никогда даже не открывала».

Закрыв за собой дверь и услышав щелчок замка, Кади испытала облегчение. Комната общежития не то чтобы казалась ей домом – пока быть снаружи не становилось слишком страшно. Кади глубоко вздохнула, втягивая знакомый запах приготовленного в микроволновке попкорна, которым Андреа предпочитала заправляться во время учебы. Кади взяла из мини-холодильника банку газировки, дрожащей рукой подцепила язычок и открыла. Сама виновата, подумала она, позволила тревогам выйти из-под контроля. Сперва звонок матери вызывал волну тревожных воспоминаний, потом она сама усугубила, когда полезла в письма Эрика, вот и перенапряглась. Может, примерещившийся во время лекции по Средним векам голос – это просто странный защитный механизм, разум сам выдумал себе игру, чтобы отвлечься. Он казался настолько переполнен, что Кади ни о чем не могла подумать, чтобы не споткнуться о новый страх или старое воспоминание. Ей была нужна перезагрузка. Кади пошла в спальню и переоделась, набросила халат, взяла полотенце, сумочку с принадлежностями и направилась в душ, хорошенечко отмокнуть.

Женская уборная представляла собой ряд из четырех туалетных кабинок напротив четырех душевых с тонкими занавесками персикового цвета, недостаточно, по мнению Кади, широкими. Она наугад облюбовала вторую душевую кабинку с конца – некое постоянство утешало. Обнаружив, что сегодня в ее распоряжении все помещение, Кади немного расслабилась. Ей не нравилось светить голым телом перед незнакомками, и яркие люминесцентные лампы ничуть не облегчали задачу. Как будто раздеваешься в лаборатории.

Кади повесила полотенце на крючок, закатала рукав халата и потянулась в кабинку, чтобы повернуть кран. Душевая лейка плюнула водой с металлическим стоном, который отдался у Кади в зубах, но вскоре струйки потекли уже нормально и постепенно прогрелись. Они стянула с волос мягкую резинку, выбралась из халата и шмыгнула за шторку.

Горячая вода полилась на голову и плечи, размывая скопившееся в них напряжение. Кади запрокинула подбородок, подставляя шею, лицо. Она только начала вспенивать шампунь на волосах и зажмурилась, как едва не подскочила от громкого удара в тарелки.