Эта простая пожилая женщина прониклась искренней и глубокой симпатией к своей юной подопечной.

— Вы действительно так думаете, Майра? Я и впрямь чувствую себя гораздо лучше. Не дождусь, когда смогу, наконец, встать с постели! — Глубоко вздохнув, Энджелин добавила: — Как чудесно будет принять горячую ванну!..

— И не забудьте пригласить меня — помочь вам вымыть спину, — вмешался вошедший в комнату Руарк, который слышал последние слова Энджелин.

Девушка покраснела. Она все никак не могла научиться достойно парировать его язвительные замечания, до которых он был весьма охоч.

Майра с досадой прищелкнула языком.

— Ну что вам за охота постоянно смущать бедняжку? Никак не можете без этого!

Она уже собиралась покинуть спальню, но Руарк остановил ее, и они обменялись негромкими репликами. Энджелин не удалось разобрать, о чем идет речь.

Наконец горничная вышла. Руарк подошел к постели Энджелин и сел рядом.

— Как чувствует себя сегодня моя любимая пациентка?

Энджелин подняла на него глаза и улыбнулась.

— У меня хорошие новости — доктор Марч сказал, что завтра я могу встать с постели!

Руарк отреагировал мгновенно. Напустив на себя строгий вид — в подражание доктору, — он сказал:

— Но помните, миссис Хантер, — вам нельзя переутомляться! Поберегите свою энергию, чтобы развлекать посетителей…

Как всегда, Энджелин не нашлась что ответить, и в этот момент в спальню вернулась Майра.

— Комната готова, мистер Руарк.

— Спасибо, Майра. Пока это все.

Он поднялся с места и ухмыльнулся.

— Майра дала мне понять, причем весьма недвусмысленно, что с моей стороны это безобразие — держать больную в такой холодной комнате. Поэтому сейчас мы переведем вас в другую, где есть камин.

С этими словами Руарк наклонился к Энджелин и подхватил ее на руки. Она была настолько ошеломлена его поступком, что ничего не сказала, лишь выразительно заглянула в его темные глаза. Исходивший от него изысканный аромат дорогого мыла и одеколона щекотал ей ноздри. Их лица разделяло лишь несколько дюймов, и Энджелин невольно перевела взгляд на чувственный рот Руарка, находившийся в такой дразнящей близости от нее. Она почувствовала, что краснеет. Во рту пересохло, и она инстинктивно облизнула губы. Руарк заметил это, и его объятие стало крепче, а темные проницательные глаза, казалось, навеки слились с ее сапфировыми очами. Энджелин даже не замечала, что бессознательно задерживает дыхание, пока ей не стало хватать воздуха. Тогда глубокий, судорожный вздох вырвался из ее груди. Это был единственный звук, на который она оказалась способна, и в нем не было ни протеста, ни предупреждения.

— Вы замерзли, — прошептал Руарк хрипловато, заметив, что Энджелин вся дрожит.

Он пронес ее через холл в другую комнату и положил там на постель. Сев рядом, Руарк нежно погладил ее щеку, убрав за ухо несколько выбившихся волосков.

Затем он наклонил голову, и его уста слились с ее устами. Рот Руарка был теплым, решительным — и волнующим. Вначале он намеревался подарить Энджелин лишь беглый и нежный поцелуй, но, как только их губы соприкоснулись, он стал более настойчив, и ее уста уступили этому всепроникающему нажиму. Только на короткое мгновение она изумилась тому, как быстро и недвусмысленно ответила на его призыв, а уже в следующую минуту Энджелин обвила руками шею Руарка и позволила ему крепче прижать ее к мягкой и упругой поверхности матраса.

Он оторвался от ее рта и быстрыми влажными поцелуями пробежал от губ до уха. Энджелин судорожно прижалась к нему. Она чувствовала, что у нее начинает кружиться голова, и это незнакомое, необычное ощущение сжигало ее, как пламя.

— Черт возьми! Похоже, мне пора убираться отсюда, и, чем скорее, тем лучше, — хриплым шепотом произнес Руарк.

Энджелин не хотелось, чтобы он уходил. Она еще не могла разобраться в своих чувствах, но твердо знала одно — сейчас он желанен ей так же, как когда-то был ненавистен. Запустив пальцы в густую шевелюру Руарка, она притянула к себе его голову. Новый поцелуй был не менее страстен, чем первый, но на этот раз инициатором была сама Энджелин. Руарк силой заставил себя оторваться от нее, но в его глазах ясно читалась внутренняя борьба. Оба — и он, и Энджелин — были потрясены собственной только что продемонстрированной страстностью. Он обхватил ладонями ее щеки и сказал:

— Проклятие! Понимаешь, Энджел, мне надо уехать по делу на несколько дней. Но как только я вернусь, мы поговорим — о нас с тобой.

Зачем она поддалась его страсти, зачем ответила на его прикосновение? Теперь, когда они разжали объятия, Энджелин — правда, с опозданием — задумалась о том, разумно ли она поступила. Внутренний голос подсказывал ей, что она еще пожалеет об этом.

— О чем нам говорить, Руарк? Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал, Но ты не хуже меня понимаешь, что мне здесь не место. Как только я достаточно поправлюсь, я тут же уеду.

Руарк покачал головой:

— Ничего такого я не понимаю, Энджел. То, что только что произошло между нами, доказывает обратное.

— То, что только что произошло между нами, Руарк, было ошибкой. И если ты не намерен бороться с этим чувством, то я как раз намерена.

И она быстро отвернулась, чтобы не встречаться взглядом с его выразительными темными глазами. Руарк взял ее двумя пальцами за подбородок и с силой повернул к себе. Теперь Энджелин уже не могла избежать его взгляда.

— С судьбой бороться бесполезно, Энджел, — торжественно произнес он, затем снова поцеловал ее так, что у нее захватило дух, и поспешно покинул комнату.

Проснувшись на следующее утро, Энджелин с удивлением обнаружила, что у ее постели сидит посетитель, точнее, посетительница — сама гранд-дама поместья пришла навестить больную.

— Итак, вы дочь Генри, — сказала Сара Стюарт, подождав, пока Майра как следует взобьет пуховые подушки, чтобы Энджелин было удобнее сидеть. — Майра, принеси нам чаю. Я хочу поболтать с этой крошкой и не желаю, чтобы ты нас подслушивала.

Горничная укоризненно покачала головой:

— Вы бы лучше воздержались от ваших язвительных замечаний, мэм. Хотите, чтобы я ушла, — так прямо и скажите.

В глазах старой дамы сверкнул лукавый огонек.

— По-моему, я только что так и сделала. Да, и не забудь лимон! Ты всегда про него забываешь, а я люблю пить чай с лимоном.

— Потому что считаю, что ваш язык и так слишком остер, и нет нужды добавлять к нему еще и кислоту, — парировала Майра.

Взбив еще одну подушку, она добавила:

— Ну-ка, дайте я подложу ее вам под спину. А то расхвораетесь, и мне же придется вас растирать.

Вначале Энджелин была шокирована этим обменом колкостями, но вскоре поняла по выражению лиц обеих женщин, что на самом деле они относятся друг к другу с большой любовью.