Они здесь!

— Полин, что так долго? Тебе помочь? Скоро твоя очередь! — донесся снизу голос моей подруги.

У меня затряслись руки. Ради нее я должна быть сильной. Я вспомнила слова Спасителя: «Приведите ко мне детей» — и обрела мужество.

Уже иду, все в порядке, не поднимайся.

Я достала английскую булавку и проделала в каждом из квадратных пакетиков две крошечные незаметные дырочки. Потом заменила упаковку пилюль на похожую — заранее изготовила дома, — не забыв вытряхнуть нужное количество таблеток и примять упаковку.

К обществу я вернулась с чувством выполненного долга и произнесла, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно:

— Знаете что? Я, пожалуй, пропущу свою очередь. У меня было видение. Буду «отращивать» морщины. Назову это «ботоксной детоксикацией».

Десять вытянувшихся от удивления лиц повернулись в мою сторону.

Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву.

Книга Екклесиаста

Адель издала радостный вопль.

Я попыталась объяснить ей — с максимально возможной деликатностью, конечно, — что у ее мамы на лице скоро появится несколько «бороздок, которые принято называть морщинами», но это не больно и не опасно.

— Мамулечка, это же суперски здорово, правда.

— Что ты такое говоришь, солнышко! Ты никогда не видела ничего подобного, не знаешь, что это такое, это вовсе не прелестно, зайчик мой, тебе нужно психологически подготовиться.

— А вот и видела, морщины есть у мам почти всех моих подружек! Мне ужас как нравится! Ты станешь похожа на настоящую маму, а не на бебиситтершу.

Радость, которую выказала моя дочка при известии о том, что лицо ее матери вот-вот станет похоже на отбитый для жарки антрекот, заставила меня глубоко задуматься. Неужели дети могут быть такими испорченными? Нет, эту идею я отмела сразу. Дети не испорченные. Просто немножко жестокие… и не всегда тактичные.

Я улыбнулась сыну:

— А ты, милый, что думаешь? Понимаешь, зачем я это затеяла? Так я хочу показать, что отказываюсь от всего наносного.

Моя кровиночка обратила на меня пустой, как у теленка, взгляд прекрасных глаз.

— Ты ведь пока не изучаешь философию? Ничего, поймешь после. Я приму свой возраст как данность, буду гордиться своей зрелостью, стану просто мамой, да что там — мамой, без всякого «просто», готовой на самопожертвование и самоотречение, мамой, заботящейся лишь о благе близких, мамой, умеющей забывать о себе, когда это необходимо, а необходимо это будет ой как часто. В общем, настоящей мамой.

Я готова была расплакаться.

Мой сын пожал плечами:

— Ты прямо как Селин Дион — «мама, мама…»

Я сцепила зубы и со всей нежностью, на какую была способна, поинтересовалась последними успехами Поля в колледже. От двери донеслась негромкая электронная мелодия, и Поль радостно ринулся в прихожую:

— Папин мобильник! Забыл утром, когда уходил на работу. Эсэмэска пришла.

— Дай мне телефон, дорогой. Думаю, он хочет нам что-то сообщить, наверное, задерживается, уже восемь часов, а его еще нет, это странно.

Я прочла послание.

С трудом сглотнула слюну.

Попросила, чтобы Адель принесла мне белого вина. Она заволновалась: плохая новость? С этим его скутером никогда не знаешь, чего ждать.

— К сожалению, это не несчастный случай. — Господи, что я несу! — Слава Богу, ничего не случилось. Но ужинать придется без папы, он задерживается на работе.

И я принялась пережевывать салат, на приготовление которого у меня ушло три четверти часа (ростки шпината — витамин А, грейпфрут — витамин С, лососина — омега-2 и чуточку кориандра для экзотики и чтобы возбудить подростковый аппетит). Морской салат. Или материнский. А может, горький[31]?

Итак, некая Маридо только что сообщила моему мужу, что живет в доме № 22 на авеню Жана Жореса, код ее подъезда «43 А 64», квартира «на первом этаже — прямо», и она его «страстно целует». За несколько секунд ярость — моя мерзкая старая подружка — заполнила всю грудную клетку, сжав сердце до размеров изюмины.

Маридо. Наверняка та самая ШЛЮХА, с которой он познакомился у Марка! Толстожопая уродина! Случись подобное раньше, я тут же отвезла бы вещи муженька к дому этой гадины (почему к дому — прямо к дверям квартиры, код и все остальное мне известно, ха-ха-ха!). Юмор висельника. Но новая Полин не могла действовать по первому побуждению: я поклялась «прощать обиды», что душило в зародыше всякую естественную реакцию. Попытаемся смягчить ситуацию. Может, это обычный визит к врачу по поводу сколиоза? Но как быть со «страстным поцелуем»? Ярость заползла в горло и подобралась к миндалинам. Я чувствовала: еще пара секунд — и я начну высказываться… весьма «нелицеприятно». Я попыталась воззвать к Карлу Лагерфельду, чтобы помог сдержаться — хотя бы до возвращения Пьера, а? Карл не ответил — не до меня ему. Я была одна, совсем одна. Расплачиваться придется детям.

— Милые мои, забыла вам сказать: мне надоело воспитывать зверушек, интересующихся только «Теледевочками» и плеерами. Я решила обогатить вашу духовную жизнь. Адель, ты приступаешь в следующую субботу. Не злорадствуй, Поль. Ты начнешь посещать группу харизматического обновления уже завтра вечером. А теперь отправляйтесь к себе. У мамочки болит голова.

Оказавшись в нокауте, они подчинились. Адель едва сдерживала слезы, Поль в ярости сжимал кулаки.

Я выпила еще вина.

Стало лучше, хотя ярость никуда не делась.

И тут меня осенило. Я взяла мобильник Пьера — нарочно, чтобы отомстить — и набрала телефон Жермены.

— Жермена? Это Полин. Я хотела поговорить о тех достойных колумбийцах, мы согласны, они могут приехать завтра. Утром? Прекрасно. Да-да, окончательно и бесповоротно.

Минут через десять во дворе раздалось урчание скутера. Пьер застал меня в ванне: я лежала, прямая и неприступная, как Фемида, и лелеяла свою боль.

— Полин, что происходит? Почему дети сидят по комнатам и воют? Ты еще не готова? Забыла, что мы идем в гости к моей кузине Мари Доливо? Она должна была прислать мне адрес. Я оставил дома сотовый, ты не находила?

Я нырнула под воду.

Да-а, завтра будет тот еще денек.

Зато я поставила три галочки в заветном списке, рядом с пунктами «сообщить детям о начале их духовной карьеры», «начать борьбу с ботоксом» и «приютить колумбийцев».

Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города.