Я не стал звать старшего сержанта, а просто посмотрел в монитор. Инфракрасная камера показывала четыре распростертых тела, лежащих под стенами. Мне было интересно, все ли видели в нашем базовом лагере бойцы группы технической поддержки, и я попытался вызвать лейтенанта Хачатурова, но с ним связи не было. Мы ушли уже слишком далеко, и стены ущелья создавали естественный экран для простой связи на короткой дистанции. А вызывать на связь майора Колокольцева ради выяснения таких мелочей не хотелось. С Колокольцевым связь осуществлялась по другому каналу, кажется, вообще спутниковому.

– Товарищ старший лейтенант! – позвал меня младший сержант Городовников, командир третьего отделения.

– Слушаю, Слава…

– А это ущелье что, обитаемое?

– Судя по картам – нет. Спутниковая съемка полугодовая. Разве что позже что-то построили. А с чего ты взял?

Младший сержант просто так вопросов никогда не задает. Если задает, значит, вопрос имеет какой-то смысл.

– Я к тропе присматриваюсь. Она хорошо утоптана, здесь, видимо, многие ходили. И сегодня тоже.

– Уверен?

– Вполне. Я начал присматриваться, когда еще светло было. Сейчас с инфракрасным прицелом смотрел. Следы по-разному светятся. Есть свежие, есть старые, едва заметные. Инфракрасный прицел для этого хорошо приспособлен.

– Молодец! Хорошо используешь достижения техники, – похвалил я. – Принимаю к сведению твои данные. Но это значит, что мы на верном пути. Сначала прошла банда Великого Шайтана вместе с эмиром Шерханом, их преследовали ликвидаторы, ликвидаторов преследуют менты, а мы – ментов. Все последовательно.

– А старые следы? – не понял мою мысль Городовников.

– А ты думаешь, Великий Шайтан зашел в первое попавшееся ущелье и не знает даже, куда идет? Я не соглашусь. Возможно, это ущелье имеет выход в соседнее, а соседнее тянется до Грузии. А потом через Грузию дорога доводит до Турции. Оттуда Шайтанову оружие поставляли. И сам он туда со своими людьми на лечение ходил после ранения. Правда, это несколько лет назад было. Но, надо полагать, он и позже тропой пользовался. По крайней мере, оружие и боезапас получает часто. Да и деньги оттуда же, я слышал, ему идут.

Я не успел закончить, потому что к нам вышел взводный снайпер и показал сложенные на тропе два ручных пулемета с ночными оптическими прицелами и две винтовки «ВСК-94», тоже с ночной оптикой и с глушителями. Он поддел ногой оружие и пояснил:

– Не стал оставлять. Найдет кто-нибудь, бед натворит…

– Сними затворы, закопай и камней сверху наложи, – приказал я. – Прицелы с аккумуляторами забери, а все остальное пусть валяется…

Городовников был не только лучшим во взводе следопытом, он и в маскировке всегда был лучше и изобретательнее других.

– Как прошло, Городовников? Они тебя не видели?

– Они спали, товарищ старший лейтенант. И никогда больше, уверен, не проснутся… До того устали. Натурально – до смерти их загнали…

Между тем как только мы прошли поворот и засаду, устроенную в этом месте, наш «беспилотник» снова ушел вперед и опять завис над лагерем отряда ментов. Видимо, рядовой Стукалов со своим окружением контролировали ситуацию, а младший сержант Варкухин подсказывал, что требуется мне показать. Менты в лагере, кажется, готовились к ночлегу, уверенные, что засада на повороте ущелья никого к ним с этой стороны не подпустит. Видимо, и в другую сторону ушли такие же сдвоенные посты. Но отстреливать их пока необходимости не было. Пусть себе спокойно выспятся. Устали после такого продолжительного марша, наверное, смертельно.

Как бы то ни было, свою задачу мы должны выполнить и освободить полковника Лущенкова…

Я посмотрел на часы.

Минут через двадцать, согласно моим расчетам, наш «беспилотник» должен был нас покинуть – его аккумулятор отнюдь не отвечает характеристикам вечного двигателя, но на смену ему должен прилететь второй, именно так мы договаривались с лейтенантом Хачатуровым. Тогда же лейтенант показал мне, как переключить программу с камер одного «беспилотника» на камеры другого.

Мы залегли рядом с лагерем. Передо мной был выбор дальнейших действий. Можно было сразу попытаться найти и освободить полковника Лущенкова, а можно было и дождаться смены дронов, чтобы смена не попала на момент, когда будет производиться нападение на лагерь ментов. Хотя там, на месте, мне будет без разницы, какие камеры показывают дислокацию противника. Но я не знал, наступит ли во время смены «беспилотников» какой-то «слепой момент» и сколько этот «слепой момент» продлится, поэтому остановил свой отряд, дав команду на отдых. Предпочел дождаться следующего дрона. Лагерь ментов уже был хорошо виден своими кострами, и всех рассмотреть можно было в бинокль, что я сразу и попытался сделать для поиска в этом небольшом лагере полковника Лущенкова.

Чтобы мне не мешал прямой свет костров, я отошел от тропы к одной из стен, приказав старшему сержанту Соколянскому вставить индикатор оптических систем. Вполне возможно, что менты будут контролировать свои тылы, если не слишком надеются на своих часовых. Но индикатор не показал наблюдения за нами, значит, можно любоваться стоянкой спокойно.

Прижавшись плечом к скале, я поднял бинокль и стал сосредоточенно исследовать лагерь. Не пропустил даже мелочей. Видел, как командир – средних лет мент из старших, похоже, офицеров, с погонами, прикрытыми бронежилетом и разгрузкой, давал команды на ночь, причем, судя по жестам, вполне дельные. Мне показалось, что он потребовал собрать разбросанную по всему лагерю упаковку от сухих пайков и закопать где-то в стороне. И через минуту я убедился, что приказано было именно это. Приказано, но не выполнено. Разорванные упаковки и прочий мусор были собраны в пластиковый пакет, отнесены в сторону и заброшены за скалу. А я отчетливо видел, как командир показывал на лопатку на поясе мента, видимо, дежурного. Но тому копать не хотелось. У меня во взводе за такое «выполнение» приказа подчиненный долго бы на беговой дорожке дыхание переводил перед следующим многокилометровым забегом.

Среди ментов спальный мешок имел только один командир. А ночи в горах традиционно холодные. Я наблюдал, мысленно поругивая мешающий тепловизору костер, как какой-то молодой услужливый мент, чуть не кланяясь, расстилает спальный мешок своему командиру, а под него предварительно наложил целый помост из еловых лапок. При этом услужливый мент не догадался сделать так, как делают спецназовцы, ночуя зимой в лесу. У нас полагается разбросать угли потухшего костра по прогретой земле и в этом месте делать настил из еловых лапок. Так, на прогретой земле, не замерзнешь до утра. А спальный мешок – защита от холода весьма условная. Но ментов этому никто не учил. Они не проходили спецкурс по выживанию. Отдав еще несколько непонятных мне распоряжений, командир улегся спать. Теперь в лагере распоряжался другой офицер, помоложе возрастом и званием вроде пониже. Этот вообще словами не пользовался, предпочитая им брезгливо указующий указательный палец. Он жестом подозвал к себе другого молодого мента, тем же указующим пальцем приказал, как я увидел, захватить с собой пакет с сухим пайком из коробки и двинулся в сторону от костра. Теперь мне было удобнее все видеть, костер не мешал и не бликовал в тепловизоре моего бинокля. Под охраной двух стоящих, видимо, чтобы не уснуть, ментов сидел на земле полковник Лущенков. Ему расстегнули наручники и дали пакет с сухим пайком. Тепловизор не давал возможности рассмотреть лицо Лущенкова. Побои на нем наверняка присутствовали, как и на всем теле, да и контузия после взрыва гранаты и града камней под скалу должна быть, состояние духа у Лущенкова, вероятно, не лучшее. Я сам себя спрашивал уже несколько раз – зачем ментам нужен живой Лущенков? Потом предположил, что, скорее всего, полковник рассматривается, как причина для предъявления своих условий остальным ликвидаторам, своего рода живой инструмент шантажа. И сам полковник, наверное, так же предполагал, что не добавляло ему хорошего настроения.