Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Форма формой, однако потрогать мертвеца живой человек не может; то есть может, конечно, просто ни одна из сторон не почувствует ни черта. Но если разучить какие-то специальные хитрые приемы и заклинания, мертвых можно даже крепко, как при жизни, обнять. Таких мастеров немного, но они все-таки есть, и мертвые любят их бесконечно; нет для мертвого большего наслаждения, чем обняться с настоящим живым.
Александра и сама почти ничего не ощущает, когда прикасается к мертвым, только что-то вроде легкого дуновения очень холодного ветра. С этой точки зрения, Александра все еще слишком живой человек. В смысле, состоит из слишком плотной материи. Живые люди могут к ней прикасаться без всяких там заклинаний; впрочем, они не особо хотят. С одной стороны, Маркизы Мертвых окружены здесь почти благоговейным почтением, с другой, все знают, что Маркиза Мертвых – бывшая незваная тень, и однажды снова станет незваной тенью, так что не стоит связываться, лучше вежливо поклониться, пожелать хорошего дня и идти прочь.
Александра – мост между жизнью и смертью, но ощущает себя живой, совершенно такой же, как прежде, разве что без боли в спине. А так какой была, такой и осталась – мгновенно привязывается ко всем, кто к ней добр, грустит, что она некрасива, и в ее жизни никогда не будет счастливой любви, но по-прежнему втайне мечтает, что все-таки будет, любит жизнь и приютивший ее странный волшебный мир, хочет узнать о нем как можно больше от собеседников и из книг, радуется, что больше не надо ходить на работу, и одновременно жалеет, что не может пойти учиться чему-нибудь простому и интересному, стать, например, водителем, или медсестрой, тревожится о будущем, боится неизбежного скорого исчезновения, как раньше боялась умереть от какой-нибудь страшной болезни, которые не лечат врачи, но вопреки здравому смыслу, верит в чудесное спасение – как в кино, в самый последний момент. И еда ей подходит самая обычная человеческая, а не придуманная местными алхимиками специально для мертвецов, чтобы не скучали без простых земных наслаждений. Впрочем, мало кто из мертвецов любит есть, это развлечение им быстро надоедает, зато выпить они все большие охотники. Здесь винодельческие края, и все местные вина делают одновременно в двух видах – для живых и для мертвых, вино и призрак вина. Технологии древние, здешние уже и не понимают, как можно иначе, всем виноделам известно, что изготовление призрака благоприятно сказывается на качестве основного, материального вина.
Вот вино, кстати, Александру больше не опьяняет – видимо, она недостаточно жива для вина. Зато мертвецкое вино валит с ног буквально с одного глотка, хотя в рту ощущается как безвкусная талая вода. Александра два раза попробовала и больше не стала. Никогда не любила быть пьяной. Когда Александра пьяная, ей мучительно, безнадежно, непоправимо жалко себя.
– Какие у тебя планы? – спрашивает Марина, собирая посуду. С таким искренним интересом, словно у Александры и правда могут быть какие-то планы, отличные от «посижу, почитаю, может, вечером выйду в бар».
– Я к тому спрашиваю, – говорит Марина, – что если ты в город хотела выбраться, ко мне скоро заедет брат. Он на машине, отвезет тебя, куда пожелаешь, а потом доставит назад. Ему нетрудно, наоборот, приятно: во-первых, это не кто попало, а ты. А во-вторых, машина новая, только на прошлой неделе купил, ему сейчас любой дополнительный повод поездить – счастье. И отвезет быстрей, чем таксист.
– Я-то хочу, – вздыхает Александра. – Такой красивый город у вас! Сутками там бы гуляла, жалко, что долго нельзя. И даже недолго – страшно. Каждый раз, когда выхожу из дома, страшно: а вдруг я от этих прогулок быстрее развоплощусь?
– От коротких прогулок хуже точно не будет, – улыбается ей Марина. – А то бы тебя в этом доме на восемьсот замков заперли и для полной гарантии посадили бы на цепь. Мертвые тебя берегут, как сокровище. Что они, дураки – раньше времени такую радость терять? Я недавно случайно услышала, как Зоэ говорила кому-то, что от твоих сновидений всякий раз молодеет на три тысячи лет, а Зоэ есть Зоэ, она у них главная, сколько бы ни притворялась, будто такая, как все.
Александра снова вздыхает. Марина берет со стола поднос и с необычной для нее серьезностью добавляет:
– Даже если был бы какой-то вред от твоих прогулок, от страха его всяко больше. И, тем более, от тоски.
Александра смотрит на море – вот оно, совсем рядом, до него, Александра уже много раз их считала, ровно сорок шагов. Когда Александра смотрит на море, она ничего не боится. Пока смотришь на море, невозможно поверить, что очень скоро исчезнешь бесследно и навсегда. Наконец она отвечает Марине:
– Ты, конечно, совершенно права.
– Нет, – говорит Зоэ. – Я против. Нынешняя Маркиза как надо девчонка. Редкая птичка, давно у нас таких не было. Девственницам снятся самые лучшие сны про любовь.
Сайрус предсказуемо кривится, его позиция заранее всем ясна. Сайрус всегда хочет новенького, все равно, чего. «Хуже», «лучше», какая разница, лишь бы не того, что есть прямо сейчас. Дай ему волю, он бы ежедневно Маркизов менял, не присматриваясь, не разбираясь, возможно, вообще не попробовав – так, поиграли, и хватит, следующего давай! Но Сайрус обычно ничего не решает, ему давно надоело командовать. Сайрус не любит власть. Власть это слишком скучно. Всегда заранее знаешь, как будет, потому что будет, как ты велел. Гораздо занятней положиться на чужие решения; обычно они почти так же предсказуемы, как собственные, но все-таки не всегда.
Марина любит Сайруса – ну, это нормально, все любят Сайруса, с ним иначе нельзя – но рада, что Сайрус ничего не решает, зато Зоэ до сих пор не наигралась в начальницу, обожает за всех решать. Для Александры это большая удача. Вот и хорошо. Марине нравится Александра. Сама по себе, а не из-за снов. Марина не смотрит Александрины сны, хотя, пожалуй, не отказалась бы – просто из любопытства. Зоэ они очень нравятся, а Зоэ в подобных вопросах эксперт. Но Марина живая, а сновидения незваных теней – для мертвецов.
Марина – ну ясно же, что к Маркизе Мертвых не могли приставить обычную тетку, в такую дурость может поверить только ничего не понимающий в здешней жизни чужак – так вот, Марина – Старшая жрица древнего культа Порога, о котором знают только мертвые и сами жрецы; строго говоря, все жрецы Порога – добровольные слуги мертвых, и одновременно тайные хранители города Элливаля, помогающие поддерживать здесь баланс между зыбким, но прочным, как сама вечность, миром бестелесных сознаний и убедительно ярким, чувственным, полным радости, но на самом деле хрупким, беззащитным и неустойчивым миром живых. Без жрецов Порога Элливаль давным-давно обезлюдел бы; для его населения это, честно говоря, небольшая беда, нашли бы, куда перебраться, в мире много других городов. Но для мертвых это была бы полная катастрофа. Мертвым никак нельзя оставаться одним, без своих живых.
Забавно, что культ Порога когда-то основал не кто-то, а именно Сайрус. Очень давно; всем в ту пору еще казалось, от того, что мертвые навсегда остаются рядом с живыми, одна только радость, мертвецы не могут доставить проблем. Просто их тогда еще было не слишком много, меньше, чем жителей города. Однако Сайрус заранее подсчитал, представил последствия и не то чтобы сразу придумал, что делать, но культ на всякий случай быстренько основал. Такая уж тогда была культурная парадигма: в любой непонятной ситуации создавай новый культ, – это Сайрус сейчас так шутит, когда кому-то приходит вздорная мысль взирать на него с почтением. Сайрус кривляется и насмешничает, а дело его живет.