— Кто это? — спросила Ира.

— Леони Грегор!

— Красивое имя.

— И красивая женщина.

— Да, вы правы. Кто она?

— Моя невеста. Найдите Леони.

— Хорошо. Мы будем искать ее. Но тогда я должна узнать о ней больше. Какую информацию вы можете мне сообщить?

— Она женщина, на которой я собираюсь жениться. Леони Грегор. Сегодня днем будет восемь месяцев, как она была похищена. И мне хотелось бы знать, где она.

Ира с удовлетворением отметила, что Херцберг письменно фиксирует все существенные факты. Разговор записывался на компьютер, но она не хотела на это полагаться. Тем более что позже у нее, вероятно, не будет времени еще раз прослушивать аудиофайлы.

— Похищена? А что конкретно произошло?

— Именно это я хочу узнать у вас. Поэтому я здесь.

Ира подняла взгляд и сжалась от ужаса. Прямо над ней навис Штойер. Она даже не заметила, как Гетц покинул помещение и на его место заступил руководитель операции. Теперь он с искаженным от ярости лицом уставился на нее, при этом угрожающе тряся в воздухе своим толстым указательным пальцем, а другой рукой делая недвусмысленные движения.

«Положи трубку».

Что это с ним? Она яростно дернула головой и вновь сосредоточилась на переговорах.

— Хорошо, Ян. Я подумаю, что смогу сделать. Но для этого мне потребуется время.

— Нет проблем. Все время мира принадлежит нам. А я пока буду продолжать свое новое радиошоу. Уж мне не придется скучать.

— Значит, вы приостановите следующий Casch Call? — с надеждой спросила Ира.

— С чего это вы взяли? Следующий раунд начнется через сорок пять минут.

— Ян, но так я не смогу вам помочь.

— И все-таки вы можете найти Леони. А до тех пор я буду играть дальше. Раунд за раундом. Час за часом. До тех пор, пока наконец вновь не увижу свою невесту.

— Ян, пожалуйста. Так не пойдет. Или вы пойдете мне навстречу, или…

— Или что?

— Или я кладу трубку и иду домой.

— Этого вы не сделаете.

— Назовите причину, которая меня от этого удержит. — Ира постепенно приходила в ярость. Здесь ей явно было не место. Она кошмарно чувствовала себя из-за Китти. И еще хуже было то, что уже в течение продолжительного времени ей приходилось думать не только о своей дочери, но и почти так же часто о глотке алкоголя. — Прекрасно! — выпалила она. — Тогда все, Ян. Играйте раунд за раундом, расстреливайте всех своих заложников одного за другим. Ваша аудитория для этого достаточно велика. Но я здесь больше не нужна вам в качестве стороннего наблюдателя. Или мы сейчас делаем дело, или можете снова вести переговоры с Херцбергом. Ясно одно: если вы не дадите мне игрового пространства, меня рано или поздно отзовут в любом случае. Ни одному политику не удастся долго принуждать к покорности целый народ с помощью публичных казней. А руководитель операции — хороший политик, если вы понимаете, что я имею в виду.

Неспокойная тишина повисла в воздухе. Ира не заметила, что сама сдерживает дыхание, пытаясь представить себе лицо террориста. Он судорожно обдумывает? Спокойно взвешивает свои шансы? Или издевательски ухмыляется ее смехотворному лепету?

— Хорошо, — наконец прервал он ее мысли. — Я дам вам фору. Следующий Casch Call будет только в десять тридцать пять. Воспользуйтесь этой отсрочкой.

— Спасибо, но это будет не…

Ира вздрогнула, когда посреди фразы заиграла мелодия Фила Коллинза In the air tonight. Разговор был окончен. Преступник включил следующую песню. Шоу продолжалось.

— Увидимся внизу, на командном пункте. И прямо сейчас, — пролаял Штойер в ту самую секунду, как Ира положила трубку.

Теперь он обеими руками опирался на ее стол, и Ира отметила, что запах у него изо рта стал еще хуже. Пряная колбаса с луком.

— Что это на вас нашло? Вы невероятно… — вдруг вырвалось у нее.

— Говорите спокойно, — потребовал он, — по сути.

Она проглотила едкий ответ, но не свое возмущение.

— Что это значит? Почему вы врываетесь сюда посреди моих переговоров, отвлекаете меня при установлении первого контакта, а теперь я должна еще терять драгоценное время и бежать к вам на совещание? Вы же сами все слышали. У меня лишь один раунд отсрочки. Через сто минут он снова начнет следующий Casch Call.

— Да. Благодаря вашему дилетантскому спектаклю.

— Дилетантскому?

— Именно. — Штойер сейчас почти орал, но потом снова приглушил свой голос до того тона, каким возмущенный отец выговаривает своему подвыпившему сыну. — Преступнику знакомы все ваши трюки по ведению переговоров. Да еще вы сами даете ему репетиторские занятия. Дерьмо! Вы вообще-то в курсе, что в настоящий момент все радиостанции Берлина и Бранденбурга транслируют программу «Сто один и пять», предупреждая жителей, чтобы они могли назвать правильный пароль?

— Очень хорошо.

— Ничего хорошего. Вы подняли на смех весь спецназ. Не знаю, какой черт меня дернул, что я позволил Гетцу себя уговорить. Когда он сегодня утром притащил вас, мне уже было тошно. Но я и представить не мог, что за блевотина начнется. После провала со снайпером я дал вам второй шанс. И его вы тоже спустили в унитаз! Несомненно одно: вы не оправдали ожиданий, Ира. Вы отодвинули ультиматум только на час. Этот человек продолжает свое дело, неважно, насколько долго вы с ним болтали. Ведь он знает, что теперь пропал. Сумасшедший уже убил одного заложника. Тем самым он пробил дамбу, переступил порог к совершению убийства. Что вы можете сейчас сделать? Вы не можете больше предложить ему свободу или защиту. Он сядет пожизненно, и ему это точно известно.

Ира медленно досчитала до десяти, прежде чем прокомментировать этот словесный поток. В меньшей степени для того, чтобы успокоиться, скорее чтобы иметь время подумать. Что здесь происходит? Что задумал Штойер? Ну хорошо, он с самого начала дал ей понять, что не желает ее присутствия. Когда она шла к выходу, он с издевкой поблагодарил ее за мудрое решение. Но потом у автоматов с колой Гетц уговорил ее продолжать работу. Хотя Штойер и разозлился на ее внезапную перемену решения, но в конце концов позволил ей вступить в контакт с преступником. Возможно, благодаря этому он позже сможет заявить, что действительно испробовал все, что только мог. И вот теперь, после первого разговора, он снова теряет самообладание. Почему? Что случилось? Мысли Иры неслись, как «американские горки». Ей показалось, что критика ее тактики была лишь предлогом. Не связано ли это с тем, что Ян упомянул ее покойную дочь? Неужели Штойер уже знает про Китти? Гетц ее заверил, что никому об этом не скажет.

Но, возможно, это уже как-то просочилось. Нет. Тогда Штойер обязательно смешал бы ее с землей. Все это было лишено всякого смысла.