Япочти дошел додома и, незаходя, решил покурить. Сел налавочку возле газетного киоска. Глядя наогромный грузовой эмримобиль, сверкающий бронзовой эмблемой «Механодинамика Никитина», прикурил. Тяжкий гул большой машины ненадолго оборвал мои мысли. Выпустив облачко дыма, яснова вернулся кразмышлениям. Все-таки при всем понимании причин охоты наменя, мол, уюного графа Елецкого важные бумаги изнания, переданные отцом. Азначит он(тоесть, я) может продолжить дело Петра Александровича… Кое-что вэтих суждениях было нетак. Да, моя мама приняла их, неслишком вдаваясь вподробности: над сыном нависла смертельная угроза, идальше сеестороны много переживаний истрахов, номало логики. Вот что именно вовсем этом нетак, япока немог разобраться. Ну, например, почему никто досих пор излюдей Урочеева или его британских друзей непопробовал поговорить сомной? Авдруг ябыоказался такой гнидой, что отдал имдокументы ипереехал вЛондон, или согласился работать наних здесь? Тупо убить неудобного человека— это явно непочерк бритишей. Они никогда неубирают тех, кто иммешает, пока невытянут изжертвы максимум пользы. Вмоем-то случае, они даже непопытались прикоснуться кэтой пользе. Издесь что-то было очень-очень нетак. Пока ядаже немог представить никаких объяснений этому.

Докурив, якупил вкиоске пару свежих газет ипошел домой.

Уже вгостиной встретился сАнтоном Максимовичем, который, конечно жезаметил намоем лице новую синеватую опухоль. Прежде, чем онподнимет панику иизвестит графиню, яприложил палец кгубам.

—Понимаю, понимаю, ваше сиятельство,— закивал дворецкий и, понизив зачем-то голос, доверительно сообщил:— Вашей матушки все равно дома нет. Распорядилась, чтоб выбез нее отобедали. Она довечера убарона Евстафьева, обговаривают субботний бал уего благородия. Говорят, будет знатное веселье, много гостей.

—Отлично, Максимович, нособедом ячуть позже. Даша там?— якивнул всторону хозяйского крыла.

—Акак же! Суетится, прибирается,— оннесводил глаз смоего синяка.

—Хорошо,— яхотел было подняться всвою комнату, ноотчего-то именно сейчас захотелось заглянуть внаш родовой зал богов. Зачем? Может подойти калтарю Артемиды иэтак мысленно полюбопытствовать, незабыла лиона обо мне.

Хотя после нашего разговора сОхотницей прошло всего два снебольшим дня— срок ничтожный для Небесных— все жехотелось напомнить осебе. Общаться сбогами можно совершенно влюбом месте, нопроблема втом, что далеко невсегда она слышат (или желают слышать). Инезря говорят, что человеческий голос, исходящий измест намоленных, вечные слышат гораздо лучше. Отдав газеты дворецкому, янаправился кзалу богов. Открыл створку тяжеленной двери. Вошел иплотно затворил дверь засобой.

Здесь было душно отогней, вомножестве горящих натреногах. Слуги сособым старанием следили, чтобы огонь вэтом зале горел всегда— так требовала графиня. Душно еще иоттого, что вэтом довольно большом помещении неимелось ниодного окна: дым уходил вотверстия вслегка подкопченном потолке. Ясделал несколько шагов калтарю Артемиды ивдруг увидел свечение, зачавшееся вокруг статуи Геры. Хотя напостаменте значилось ееславянское имя— Диола, япо-прежнему называл ееГерой.

Свечение стало ярче, изжемчужного оттенка перетекая вголубой. Язамер, наблюдая запроисходящим. Отмраморного изваяния отделилась полупрозрачная фигура, бесшумно сошла напол, теряя прозрачность иобретая плоть. Вот вам ижена Перуна вовсей женской красе, неюной, ночарующе-зрелой. Инужен ей, конечно же, Астерий.

Гера никогда небыла дружелюбна мне. Застыв, ясмотрел нанее, прокручивая впамяти все связанной сней отвремен Троянской войны ипутешествия сОдиссеем. Попытался предположить, что нужно Величайшей отменя. Хотя зачем гадать— сейчас сама все скажет.

—Радуйся, Астерий!— приветствовала она подревнему обычаю. Приветствовала несразу, наверное, ожидая, что яупаду перед ней наколени.

—Итебе Божественной Радости,— ответил я, разглядывая богиню. Вэтом полуоткрытом наряде, вразрезы которого при каждом шаге так соблазнительно появлялись ееголые бедра досамого верха, она явно дразнила меня. Зачем? Салатовая сзолотом ткань придавала ееглазам зеленоватый оттенок, хотя обычно они были карими: вотличие отдругих богинь, Гера небаловалась сменой цвета глаз.

—Дошли слухи, Астерий. Забавные слухи,— Небесная взмахнула рукой инад нами образовался слабо мерцающий купол.

Ядогадался, что сейчас никто неможет нас подслушать, никто даже среди вечных.

—Какие жетакие слухи? Несмел идумать, будто нетолько Земля, ноиНебо полнится слухами,— отееоголившихся бедер мой взгляд скользнул кполной груди.

—Отвоей сделке сАртемидой. Смешно, право, Астерий. Тыженемаленький мальчик, чтобы верить ейипытаться чем-то угодить. Уверяю, тебе отэтого небудет никакой выгоды,— она подошла нарасстояние вытянутой руки.

—Хочешь предложить мне нечто лучшее? Может ктрем поцелуям приложишь что-то поинтереснее?— язнал, что последние слова опасны, ноядавно перестал испытывать излишний трепет перед богами, тем более олимпийскими.

—Три поцелуя, Астерий, это смешно. Только Артемида может представлять ихкак величайшую ценность. Может поэтому унее нет мужа иникогда небудет. Ямогу тебе дать эти три поцелуя сегодня, если мыдоговоримся. Первый, можешь получить прямо сейчас, чтобы тыпонял: яневожу занос даже смертных, иужтем более нестану так поступать стобой,— она сделала еще шаг истала так близко, что ееполная грудь касалась моей.

Отнее пахло редкими цветами, названия которых янепомнил. Иеще свежестью, небесной прохладой исвежестью.

—Да, Царица богов, очень хочу это понять. Понять, каков вкус твоих губ,— якоснулся ееруки ипротянулся кеегубам, глядя впрекрасные глаза богини.

Гера неотстранилась. Икогда наши губы соединились, яобвил рукой ееталию. Мигом огромное возбуждение нахлынуло наменя. Япоцеловал еежадно, чувствуя, как потелу горячей волной разливается необычная сладость.

—Астерий! Тише, это уже слишком! Достаточно того, что тыпонял, что ямогу дать тебе. ЯнеАфина итем более неАртемида— яневожу занос тех, кто близок мне. Ияиграю по-честному,— она отстранилась, сделав шаг назад.

—Когда мыпродолжим нашу честную игру?— мой вопрос конечно выглядел глупо, нопочему бынепоиграть внаивность.

—Тебе даже неважно, что яжелаю взамен?— она чуть прищурилась.

—Разумеется, мне это так жеважно,— ясказал это намеренно небрежно, невыдавая волнения. Ведь ясно, что боги, тем более Гера, нераздает поцелую просто так. Пожалуй, она даже отПеруна попыталась быполучить пользу засладость своих губ.

—Все просто, божественно просто. Тыдолжен перестать интересоваться быстроходными виманами. Бумаги отца следует сжечь. Иеще мне важно: откажись отбоя сграфом Сухровым. Япокровительствую его семье инехочу, чтобы кто-то ихних пострадал. Тыитак слишком переусердствовал сегодня,— наеекрасивом лице мелькнуло раздражение.— При этом ядаже позволю тебе дружить сАртемидой. Наш договор может быть тайным отнее.