Хэл долго еще стоял на коленях, как некий идолопоклонник в святилище, а потом медленно поднялся и снова сел к своей рабочей полке. Он попытался заставить свой утомленный мозг сосредоточиться на задании отца, но мысли прыгали, убегая, как юный необъезженный жеребенок, удирающий от аркана тренера. Буквы на листе перед ним превращались в картины алебастровой кожи и золотых волос… Ноздри помнили дразнящий аромат, который он ощутил, когда впервые ворвался в ее каюту. Хэл прикрыл глаза ладонью в попытке отогнать видения.

Но ничего не вышло: ум отказывался ему подчиняться. Хэл потянулся к Библии, лежавшей рядом с журналом, и открыл кожаный переплет. Между страницами лежало тонкое золотое кольцо, свернутая прядь волос, украденная Хэлом с расчески Катинки.

Хэл поднес эту прядь к губам и тут же тихо застонал: ему показалось, что он все еще ощущает запах ее духов, и он плотно зажмурил глаза.

Прошло еще какое-то время, прежде чем Хэл осознал, чем занимается его предательская правая рука. Словно вор, она забралась под складки свободных холщовых штанов, – кроме них, ничего на Хэле не было из-за жары в душной маленькой каморке. И к тому времени, когда Хэл понял, что он делает, было уже слишком поздно останавливаться. Хэл беспомощно позволил пальцам продолжать… Пот заливал все его молодое тело, сочась из каждой поры скользкой кожи.

Запах Катинки заполнял его голову. Рука двигалась быстро, но не так быстро, как билось его сердце. Хэл знал, что это грех и безумие. Отец предостерегал его, но юноша не в силах был остановиться. Он ерзал на табурете. Он чувствовал всю безмерность своей любви, она захлестывала его, как высокий и неудержимый океанский прилив. Хэл тихо вскрикнул, когда дошел до конца… Мускусный запах изгнал священный аромат ее волос из его ноздрей.

Тяжело дыша, юноша выпрямился, мокрый от пота. И позволил чувству вины и отвращения к себе навалиться на него. Он предал доверие отца, нарушил данное ему обещание и из-за своей богохульной похоти замарал чистый и нежный святой образ.

Хэл не мог и секунды больше оставаться в своей каморке. Накинув холщовую матросскую куртку, он выскочил наружу. Быстро взбежав по трапу на палубу, какое-то время он стоял у поручней, глубоко дыша. Прохладный соленый воздух слегка помог ему избавиться от отвращения к себе. Хэл почувствовал себя увереннее и огляделся вокруг.

Корабль шел прежним курсом, ветер дул с правого борта. Мачты покачивались взад-вперед на фоне бриллиантового полога звездного неба. Хэл смог различить низкую массу суши с подветренной стороны. Большая Медведица возвышалась над темными очертаниями земли. Это напомнило юноше о его родном крае, об оставшемся позади детстве, вызвав тоску.

На юге в небе сияло созвездие Кентавра, встающее прямо над его правым плечом, и могучий Южный Крест, горевший в центре. Это был символ его нового мира по другую сторону Линии.

Хэл посмотрел в сторону рулевого и увидел огонек отцовской трубки в укрытой части юта. Ему не хотелось сейчас видеть отца, потому что Хэл был уверен: вина и разврат наверняка все еще написаны на его лице и отец увидит это даже в полутьме. Но он знал, что отец его заметил и сочтет странным, если сын не выкажет ему уважения. И быстро подошел к сэру Фрэнсису.

– Будь снисходителен, отец, прошу. Я вышел немного подышать, прояснить голову, – пробормотал Хэл, не в силах посмотреть в глаза сэру Фрэнсису.

– Только не бездельничай слишком долго, – предостерег его отец. – Я хочу видеть работу законченной до того, как ты заступишь на вахту на мачте.

Хэл поспешил прочь. Просторная палуба все еще была незнакома ему. Большая часть груза и товаров с каравеллы просто не поместилась в трюмы галеона, уже и без того переполненные, и была сложена и закреплена на палубе. Хэл пробирался между бочонками, ящиками и бронзовыми стволами кулеврин.

Хэл настолько погрузился в раскаяние, что почти не замечал ничего вокруг, пока не услышал тихий заговорщический шепот совсем рядом. Разум мгновенно вернулся к нему, Хэл бросил взгляд в сторону носа корабля.

Небольшая группа людей пряталась в тени груза, сложенного под носовым кубриком. Их осторожные движения показались Хэлу необычными и сразу насторожили его.

После суда команды Сэм Боуэлс и его дружки были отправлены на нижнюю палубу галеона и заперты в маленьком помещении, которое, судя по всему, служило чуланом плотника. Там отсутствовал свет и почти не было воздуха. Запахи перца и трюмной воды удушали, а пространства было так мало, что все пятеро не могли одновременно вытянуться на полу. Они устроились как могли в этой чертовой дыре и надолго погрузились в жалкое, отчаянное молчание.

– Где это мы находимся, а? Ниже ватерлинии, как вам кажется? – горестно спросил наконец Эд Брум.

– Да кто может знать, где что на этом голландце, – пробормотал Сэм Боуэлс.

– Как вам кажется, они собираются нас убить? – спросил Питер Лоу.

– Ну, можешь быть уверен, что они не собираются обнимать нас и целовать, – буркнул Сэм.

– Протащить под килем… – прошептал Эд. – Я один раз видел такое. Когда они протащили бедного дурака под кораблем и вытащили с другой стороны, он захлебнулся, он был мертвым, как крыса в бочке пива. И на его скелете почти ничего не осталось… все содрали ракушки на корпусе. Можно было видеть его кости, они торчали во все стороны, такие белые…

Все немного подумали об этом. Потом Питер Лоу сказал:

– Я видел, как повесили и четвертовали цареубийц на Тайберн-сквер в Лондоне. Они убили короля Карла, отца Черного Парня. Им вспороли животы, как рыбе, а потом сунули туда железный крюк и крутили его, пока не вытащили все кишки, как веревки… А потом отрезали им петушков и яйца…

– Заткнись! – рыкнул Сэм, и все снова мрачно замолчали в темноте.

Примерно час спустя Эд Брум тихо пробормотал:

– Откуда-то воздух проникает… Я шеей чую.

Еще через мгновение Питер Лоу заявил:

– А ведь он прав. Я тоже чувствую.

– Что там за вами?

– Да кто же знает? Может, главный трюм?

Потом что-то заскреблось, и Сэм резко спросил:

– Эй, что ты делаешь?

– Тут в переборке дырка. Сквозь нее воздух и проходит.

– Пусти-ка, я посмотрю…

Сэм прополз вперед и через несколько мгновений подтвердил:

– А ты прав. Я даже пальцы могу просунуть в эту дырку.

– Если бы мы могли ее расширить…

– А если Большой Дэниел тебя на этом поймает, добра не жди.

– И что он сделает? Четвертует нас? Он уже все равно собрался это сделать, не так ли?

Сэм что-то делал в темноте недолгое время, потом пробормотал:

– Если бы найти что-то, чтобы отломить доску…

– Я сижу на каком-то куске древесины.

– Давай попробуем…