Я молча ждала, что случится дальше.

– Ну и что ты на это скажешь? – наконец спросила она.

Уловив заискивающие нотки в этом нарочито вальяжном вопросе, я мысленно усмехнулась, все же чертова кукла понимала, что полностью зависит от меня. И решила сыграть ва-банк.

– А что тут скажешь? Складывай манатки, куплю тебе билет до Майами. Маме сама все объяснишь. Конечно, предварительно я отправлю ей е-мэйл. Но она, наверное, и так в курсе, что твоя сексуальная жизнь активна, а моральные принципы отсутствуют.

Не успела я добраться до слова «е-мэйл», как фам фаталь в корчах умерла в моей сестре. Она испугалась. Ее как ветром сдуло с подоконника, недокуренная сигарета отправилась в пепельницу, а Челси закуталась в застиранный домашний халат. Она произнесла фразу, которая заставила меня рассмеяться.

– Я хотела как лучше, – сказала она.

Мой смех имел эффект пощечины, она странно дернулась, ссутулилась, потемнела лицом.

– Как иначе было объяснить тебе, что он противный, гнилой и совсем тебе не подходит?

– Естественно, других способов не было. Только трахнуть его на моих простынях, предварительно выжрав мое лучшее вино. Об этом писали в «Космополитене»? «Как убедить старшую сестру, что ее мужчина ей не подходит?» Совет номер один: побрейте лобок и будьте сукой, совет номер два: включите дерьмовую музыку, Энрике Иглесиас вполне сойдет, совет номер три…

– Перестань! – она зажмурилась и сжала виски ладонями.

– Очень драматично, – похвалила я ее артистизм, – может быть, тебе стоит попробовать себя в кино?

– Можешь говорить, что хочешь, можешь считать меня подлой тварью, можешь выгнать меня из дома и что угодно сказать маме, только вот… Даш, ну не стоит он того. Между прочим, это было не в первый раз, – она насупилась.

– Вот как? И что, понравилось? Наверное, чувствуешь надо мной превосходство? – Мои губы дрогнули. Меньше всего на свете мне хотелось перед ней плакать.

Но Челси удивила меня в очередной раз. Она вдруг с разбегу бросилась мне в объятия и заголосила:

– Дашка, ну прости-и-и!

Мне еле удалось ее отпихнуть. По ее щекам катились крупные слезы.

– Даш, ну это правда… Мне самой было интересно, поведется он или нет, – сбивчиво говорила она. – Ведь нормальный мужчина ни за что бы не повелся, так… Но он оказался таким примитивным, я даже особенно ничего не делала… Ходила перед ним в мини, заигрывала… Он сам предложил сводить меня в кино… Конечно, первой начала я, но… Он же взрослый!

– Да, я знаю, удобно прикинуться ребенком и свалить ответственность на другого. Одного я понять не могу: за что ты так меня ненавидишь?

– Да не ненавижу я, – буркнула Челси, – просто не понимаю. Презираю твое халатное отношение к жизни. Как ты вообще могла с ним связаться?! Не уважать себя до такой степени?! Да если бы я не вмешалась, ты бы и замуж за него вышла! Тебе нужен другой мужчина, совсем другой! Даже я это понимаю, а вот ты почему-то нет. Да я тебя, можно сказать, спасла!

– Ну вот что, мать Тереза. Я сейчас уйду, а когда через пару часиков вернусь, чтобы тут все было убрано, посуда вымыта, белье постирано и развешено на балконе, а ты сидела в закрытой дальней комнате и делала уроки.

* * *

Кажется, я уже вскользь упоминала о своей соседке по лестничной клетке, разбитной разведенке по имени Людмила, которая время от времени донимала меня назойливым вниманием и неизвестно по какой причине пыталась со мною дружить. Может быть, в глубине души она была настолько одинока, что даже случайному знакомству неосознанно пыталась придать колорит некой близости, а может быть, ей было просто все равно, с кем проводить досуг, лишь бы градус никогда не понижался, а в соседнем баре не переводились охочие до одноразовых приключений выпивохи.

Неважно. Главное, что тот вечер был наименее подходящим, чтобы на сцену театра абсурда, в который превратилась моя жизнь, выплыла эта пошатывающаяся от выпитого звезда. Но по закону подлости, стоило мне, громко хлопнув дверью, покинуть квартиру, как на лестничной площадке материализовалась она в псевдошелковом алом халате и кокетливых тапочках с меховыми помпонами.

– Дашка! – радостно воскликнула она. – Ну ты меня совсем забыла! Зайди, кое-чего покажу!

– Извини, не до тебя, – процедила я, – спешу.

– Да ладно тебе! Пять минут погоды не сделают! – У нее было потрясающее умение не замечать моей неприязни. – Я ведь на работу устроилась, представляешь?

– Рада за тебя. – Я уже начала спускаться по лестнице вниз.

Бежать, бежать на воздух, быстро идти вперед, как будто бы от собственной никчемной жизни можно оторваться хоть на сотую долю секунды. И получить олимпийскую медаль за бегство от самой себя.

– Да я тебе кое-чего предложить хотела! – кричала Людка мне вслед. – Я теперь работаю в бельевой фирме консультантом! Вот! Могу тебе нижнее белье продать со скидкой. Италия, все по-честному! И тебе дешевле получится, и я свой процент огребу. Да куда ты так несешься! Зайди, глянь хоть одним глазком! Там такие лифчики, грудь на три размера увеличивают. Я теперь только такие и ношу!

Я остановилась как вкопанная. Что-то щелкнуло в голове, электрический заряд закоротил мозги, неожиданная мысль заставила губы искривиться в язвительной ухмылке. Давай, Дарья, действуй. У тебя получится. Ты их всех сделаешь.

И вот Людка поила меня дешевым мятным ликером – она настолько обрадовалась нежданному счастью общения, что вела себя как расшалившийся щенок таксы. Видимо, она была все же очень одинока, несмотря на напускную браваду. Знаете, есть такой сорт женщин, у них в глазах летают, сталкиваясь лбами, ведьмы на помеле, их завитые волосы имеют тот неестественный оттенок ржавого солнца, по которому раньше легко отличали кудесниц продажной любви, их юбки – коротки, смех – громок, шутки – смелы, а сигареты – крепки, на их скулах – блестки. Причем они вовсе не обязательно карикатурно мелки, нет, иногда им свойственна самоирония и даже философская покорность предсказуемому будущему. Глядя на них, хочется улыбаться, они, как сквозняк. Но вместе с тем их самая донная часть воет и скулит от черного отчаяния, за ними чувствуется такая депрессивная пропасть, что поневоле стараешься не впускать их дальше протянутой руки, словно боишься, что и тебя может затянуть в их воронку.

Людка вцепилась в меня, как питбуль. Ее дешевый кухонный стол был заляпан кулинарным жиром, потеками выпитого в одиночку красного вина и переслащенного чая. На ее подоконнике цвела герань – это было так по-старушечьи, так трогательно.

Вообще, ее квартира была ладонью, по которой Людка разгадывалась со стопроцентной гарантией. На полу – дешевый синтетический ковер, истоптанный, стыдливо прикрывающий потемневший линолеум. Мещанские детали вроде кружевных салфеточек, грубо сработанных стеклянных балерин, вычурных вазочек с позолотой, многослойных штор с люрексом и фотографией самой Людки того периода, когда она была чуть более молодой и менее пропитой, мирно уживались с «авангардными» вкраплениями. Журнальный стол, стекло и сталь. Привет вездесущей Икее. Плакат с Мэрилин Монро в интерпретации Энди Уорхолла. Книги: яркие томики Донцовой благоразумно прячутся под девственно не читанными томиками неоклассиков. Кофейные чашки с изображением фаллоса.