– Повтори, – голос совсем сел.

– Все или какую—то часть? – теперь она смотрит на меня с вызовом, а мне хочется снова нагнуть ее, стащить трусы, только теперь для того, чтобы выпороть эту зарвавшуюся задницу.

Я не отвечаю на ее провокацию. Понимаю, что сейчас сорвусь и растерзаю девочку на маленькие клочки, хрен потом соберешь. Еще минуту сверлю ее взглядом, а потом резко отступаю, отпуская ее.

– Выйди из моего кабинета, – цежу сквозь зубы и возвращаюсь за стол, не глядя на то, как Соня покидает комнату. Одним махом загребаю со стола все папки и с остервенением швыряю на пол, создавая шум, который заглушит мой звериный рык. Влип по уши. Как теперь выгребать?

– Ну ты и идиот, – констатирует Роман, шмыгнув носом.

– Кто бы говорил. Только идиот после тренировки будет жрать мороженое.

– Да брось, это было не впервые. Заразил кто—то.

– Ага, кто—то, чем—то… – произношу таким тоном, как будто рассуждаю о болезни друга.

Он бросает в меня смятую салфетку, я кривлюсь.

– Фу, я еще твои сопли с костюма не отчищал.

– Ты так говоришь, как будто делаешь это лично.

На балкон выходит Никита, ставя перед нами поднос с чаем. Сегодня никакого пива, поддерживаем друга и пьем горячий чай. Зато сладостей Королев принес столько, словно в последний раз собрались полакомиться. Небольшой столик на балконе ломится от всевозможных пирожных. На самом деле это Никитос с Идой заказывали образцы свадебных тортов и остатки слили для нашего чаепития.

– Я, конечно, не берусь судить, – начинает Никита, паркуя свою задницу в ротанговое кресло, – но если бы Кошка сказала мне, что хочет заниматься уголовкой, я бы тоже взбеленился.

– Да бросьте, они же взрослые девочки, сами вольны решать, – хрипит Роман.

Я поворачиваюсь к нему лицом и приподнимаю одну бровь.

– Правда? А если бы Ленка тебе сейчас зарядила, что идет работать с зэками, ты бы так же спокойно отнесся?

– Он бы еще доплатил сидельцам, чтоб замочили ее, – гогочет Никита, откусывая кусок торта.

– Не наелся еще? – скривившись, спрашивает Рома.

– Да я даже вкус не успел почувствовать ни у одного. Еще не прожевал – Ида уже тянет вилку с новым. Пиздец просто. Слушайте, когда соберетесь жениться…

– Никогда! – в один голос отвечаем мы с Ромой, а Никитос качает головой.

– Ну продолжайте врать сами себе. Ладно, перефразирую. Когда ваши женщины соберутся замуж, доверьте им выбор торта. Просто скажите, что доверяете ей и отправьте с подружкой на дегустацию. Два часа потерянного времени, и все равно она пойдет туда с подружкой. Говорит, со мной каши не сваришь. – Мы с Ромой усмехаемся. Влип Королев по самые помидоры. – Но туалет у них зачетный.

Я начинаю смеяться после минутной паузы, когда до меня доходит наконец, почему он заговорил об уборной.

– Извращенцы, – качаю головой.

Рома тоже догоняет и хрипло смеется, срываясь на кашель.

– Мало вам дома секса?

– Интересно было попробовать, – пожимает плечами Никита.

– Ты как будто никогда не трахался в туалете.

– С Идой – нет.

– Секса хочу, – выдыхаю я, вытягивая перед собой ноги.

– Давно не было? – спрашивает Никита.

– Месяц уже.

У моих друзей вытягиваются лица.

– Это с момента появления Софии? – спрашивает Рома. Я киваю. – Ого, крепко взяло. Как она эти два дня?

– Избегает меня. Коротко здоровается, так же прощается. Все документы через Марину передает. А та, как цербер на двери, бдит, чтобы я к Силантьевой не приближался.

– И тебя ломает, – констатирует Рома.

– Ломает.

– Понимаю.

Телефон Никиты пиликает, он заглядывает в экран, а потом мы видим на его лице заинтересованное выражение, и уже через секунду он на ногах.

– Вынужден откланяться, друзья мои.

Мы понимающе усмехаемся.

– Давай, секс не ждет.

– Говнюк, – добавляю я, по—доброму завидуя другу. Сам бы сейчас хотел оказаться в тепле женского тела. Конкретного тела.

Никита пожимает нам руки, а меня еще и хлопает по плечу.

– Не падай духом, и тебе обломится.

– Пиздюлина, – добавляет Рома и ржет, а потом снова кашляет. Идиот.

Королев сваливает, оставляя нас запихиваться тортами.

– Чувствую себя девкой, – скулит Роман, натягивая плед на плечи. – Вечер пятницы, а мы сидим и пьем чай с тортиками вместо того, чтобы глушить вискарь и любоваться красивыми девочками в клубе. Может, сопливую драму включим?

Я качаю головой.

– Нет, надо держаться.

Мы опять смеемся.

– А если серьезно, Мак, что у тебя к девочке?

– Да сам не пойму. Меня так ведет от нее, не могу нормально думать, если она на расстоянии вытянутой руки. Как будто мозг отключается, и тело работает на голых инстинктах.

– Схватить. Защитить. Спрятать, – проясняет Рома, и я согласно киваю. Он знает, о чем говорит. У него с Ленкой примерно то же самое. – Ну ты хоть можешь схватить.

– Да схватил уже, – невесело произношу я.

– Давай хоть футбол посмотрим. Или бокс, – предлагает Рома. – Тошно уже.

Остаток вечера мы смотрим матч высшей лиги по американскому футболу, обсуждая происходящее на экране. Ближе к десяти я оставляю Романа и отъезжаю от его дома. В мыслях о Софье сам не замечаю, как останавливаюсь у ее общежития. Глушу мотор и, вздохнув, смотрю на свет в многочисленных окнах. Так сильно хочу увидеть ее, что дыхание спирает. За два дня видел не больше десяти минут, у меня просто голодуха какая—то наступила. Выхожу из машины и направляюсь ко входу. Вот они – те самые инстинкты, которые глушат здравый рассудок. На входе та же тетка, которую я видел в прошлый раз. Быстро перебираю в голове имена, выуживая нужное.

– Добрый вечер, Мария Ивановна. Помните меня?

– Добрый, – отвечает она, снова смеряя меня взглядом. – Помню, конечно. Я тут тридцать лет работаю, и до сих пор помню первых жильцов общежития. К Сонечке?

– К ней.

– А она ждет?

– Она всегда меня ждет.

– Ох, не должна я пускать.

– Мне можете доверять. Я – адвокат.

– Ой, правда? А—ну, скажите мне: дочка с мужем развелась, а этот поганец ее из квартиры выгнал, хоть покупали ее в браке. Он же не прав?

– Неправ. Если покупали вместе, это совместно нажитое имущество, квартира должна делиться.