— Господин…

Ри обернулся. Воин из граничной стражи остановился в двух шагах от него.

— Я больше не господин. Я — Ри. Как зовут тебя?

— Десятник Ириш Рукша. Вы уже помогали нам в Скудном…

Ри вежливо улыбнулся, но ему было все равно.

— Я в твоем распоряжении, десятник.

Ириш Рукша коротко кивнул, помедлил, не решаясь отдать приказ. Ри потянулся, разминая затекшее тело, запрокинул лицо, посмотрел на небо. Голубое, высокое и по-весеннему холодное. Но ветер уже разметал тяжелые зимние тучи. Глядя в такое небо, вдыхая такой воздух, хотелось жить.

Ри грустно улыбнулся.

Отличный прием, Радим. Очень хорошо! Дать увидеть жизнь, вспомнить радость свободы и потом дернуть за поводок обратно.

Он посмотрел вниз. Вот она, его цепь. Рождается внутри, пиявкой присосалась к желудку, легким, сердцу, печени. Цепь выходит из пупка и уходит вниз по склону, за реку, в лес и оттуда к замку господина. Ри попробовал прикоснуться к ней, но рука прошла насквозь. Бывший маг видел магию, но сделать с ней ничего не мог. Люди вокруг вообще не видели ее. Напряженно смотрели, ожидая беды, не подозревая, что его поводок выдернет из него все кишки, если хозяину в далеком замке не понравится, как ведет себя цепной пес.

Ри посмотрел по сторонам. Здесь должны быть наблюдатели. Кто? Птицы? Люди?.. Без разницы. Даже распознав их, он ничего не сможет сделать. Ри снова повернулся к десятнику.

— Приказывайте! Сегодня я в вашем распоряжении.

— Праздник пройдет на берегу. Здесь соберутся жители из окрестных деревень. Господин Радим тоже обещал посетить праздник в полночь. Я выставил дозор вокруг деревни и отправил ребят прочесать лес…

— А река?

— Что с ней, господин? Что нужно сделать?

Ри хотел ответить, но прикусил язык. Нужно закинуть в воду сети, приплести к ним заклинания, чтобы ни одна нечисть не подошла к деревне по дну, но для магии нужна кровь магов…

— Так что с рекой, господин? Приказать ребятам оцепить берег?

— Нет. На вас пойдут со всех сторон, просто ваши люди отразят атаки в лесу, а река останется без защиты.

— Так что делать?

— Я займусь. У вас есть что-то из инструментов?

Сотник смотрел на него растерянно.

— Скрипки? Флейты?

— Нам не приказывали…

Ри вздохнул. Очередной эксперимент Радима? Хочет посмотреть, на что Ри способен без музыки? Или решил сделать его очевидцем бойни на речном берегу, а в полночь появиться здесь в роли неожиданного спасителя? Если он знает заранее о нападении, может, и время известно? Возможно, если он не предупреждал своих стражников об опасности из реки, не дал никаких амулетов, то нападение подстроено? На людей бросятся твари, созданные самим Радимом? Хороший план. Ри тоже делал так, когда был господином. Перемирие с соседями иногда затягивается, люди перестают бояться, им хочется побунтовать или удариться в бега. В таком случае нет проще и лучше способа заставить их уважать господина, чем нападение монстров, справиться с которыми может могучий маг-покровитель. Зачем здесь только Ри? Что ему хотят показать?

Он спустился по берегу к самой реке, присел, запустил руки в холодную воду.

Хоть его кровь была больше не способна на волшебство, он видел и чувствовал все по-прежнему. И магию в воде почувствовал. Водянники.

Ри выпрямился. Сотник терпеливо ждал его указаний. Маг поймал за шиворот какого-то мальчишку, тот попробовал выкрутиться, но Ри крепко держал.

— Музыка будет вечером?

— Господин запретил, господин.

Мальчик снова рванулся к своим, но Ри не отпустил.

— Музыкантов не будет?

— Кроме вас — нет. Господин приказал все, что музыку играет, — выкинуть.

— Набат есть! — крикнул другой мальчишка, веснушчатый и юркий. Он смело подошел к Ри, заглядывая в лицо бывшего мага веселыми голубыми глазами. Первый мальчишка сбежал. Конопатый остался. Стоял, засунув руки в карманы и покачиваясь на пятках.

— Чего знаешь? — спросил Ри.

— У них набат есть, которым сигнал о беде подают. Господин про него ничего не сказал. Только он большой, дядь. В старом храме стоит.

Ри усмехнулся:

— А ты смелый. Не боишься, что твой длинный язык укоротят?

— А я не из этой деревни, — беззаботно ответил рыжий. — Меня Сармой кличут. Зовите если что, дядь!

Ри засмеялся, покачал головой.

Солнце ушло за горизонт, оставляя людей для близкой ночи. Похолодало. Тем осязаемее стало тепло костров, люди потянулись к нему. Темнело. Становились громче голоса и ярче костры; женщины затянули песню; девушки по двое, по трое стали спускаться к реке, бережно спускать на воду венки из ивовых прутьев, молодой крапивы и одуванчиков.

Некоторое время над водой, деревней, полем и лесом вместе с вечерним туманом и дымом костров ложилась песня и прозрачная еще темнота… А потом на берег со стороны деревни спустились пьяные веселые парни, стали друг за другом прыгать в реку, вылавливать венки понравившихся девушек.

Ри прищурился, всматриваясь в людей у воды.

Вот они.

В хохоте, в ранних сумерках, люди на берегу не заметили, что из воды вышло больше человек, чем зашло. Ри повернулся и быстрым шагом пошел к кострам.

Набат — медный котел с натянутой поверху телячьей кожей — был огромным. Его поставили в храме еще при богах, так он там и стоял. Камни храма понемногу растащили на заборы и погреба, оставив от древней святыни один остов, а вот набат пригодился, его боем сообщали соседям о нападении мажьих тварей или пожаре.

Стражники с помощью местных мужиков с трудом выволокли его из храма и прикатили на берег. Деревенские на Ри смотрели сердито, вслух ничего не сказали, лишь насмешливо щурились, предвкушая потеху: как этот тощий мажий прихвостень станет играть на такой дуре?!

Ри подошел к набату, примерился и ударил ладонью по натянутой коже. Звук получился глухой, тихий. Ри ударил снова, приложил всю силу.

Удар. Еще. Еще. Правой рукой и сразу левой. Удар. Удар…

Словно привыкая к теплу его ладоней, кожа набата становилась мягче, податливей и все громче становился звук. Удар. Еще. Еще…

Трещали костры, плескалась вода у берегов, смеялись дети, переговаривались женщины, запел в кустах соловей. Музыка Ри все ломала, подхватывала обломки и создавала что-то иное. Ри играл. Он заставлял тише трещать огонь и громче звенеть воду, он подхватывал детский смех, тихий говор людей и соловьиную песню и вплетал их в свою музыку. И вот уже люди робко переглядываются, улыбаются, начинают отбивать ритм пальцами по бедру, притоптывать, сами того не замечая.

Быстрее, еще быстрее!