Они бежали на четвереньках, хотя тела имели человеческие. Голые, покрытые черной блестящей кожей, на длинных змеиных шеях покачивались собачьи головы. Вой, стон и ветер вновь поднялись над землей. Несколько десятков тварей облепили волка, повисли на боках, вцепились мертвой хваткой, царапали когтями. Волк раскидывал их, как щенков, топтал лапами, но тварей было слишком много. Их кожа оказалась неожиданно крепкой, а сами они верткими, как угри. Кинокефалы облепили его морду и проткнули пальцами глаза. Волк завыл, кинулся в сторону, растаптывая всех на пути. Дрегович сам избавился от обезумевшего животного — обернул обратно в медальон.

Тут пришлось вступать в битву граничным стражникам.

Именным, прикрывающим спину господина, с их прекрасными саблями драться не пришлось — псоглавцев к ним не подпустили.

Кай оглянулся и встретился взглядом с Лукой. Тот потерял в бою личину, погнул шлем и опалил ресницы. Он узнал Кая, плюнул в его сторону и стал биться дальше.

Впереди лежала деревня. Улицы опустели — люди понимали, что на них идет. Кинокефалы отступили в переулки, спрятались в тени садов и заборов. По приказу Дреговича именные стражники поджигали дома. Так тошно Кай себя никогда не чувствовал. Из огня и дыма к ним выпрыгивали пылающие кинокефалы. Они бросались на стражников, огонь перекидывался на людей и лошадей. Но остальные не могли им помочь — господин маг не оборачивался, он шел вперед.

А затем, когда пылающая деревня осталась позади, им навстречу с неба спустился Всеславский, в окружении своих людей.

— Прекращай, Радим! — раздраженно потребовал маг.

Внизу, на земле, его черные твари пятились, скаля желтые клыки. Не нападали.

— Я думал, мы союзники! — продолжил Всеславский.

— Я тоже так думал, но ты взял моего зверька и едва не прикончил его! Считаю, за тобой должок.

— Сколько дней прошло! Он ведь жив!

— Иначе я взял бы больше.

Всеславский сжал поводья лошади. Кай видел, как борются в нем гордость и здравый смысл. Победил последний.

— Хорошо. Забирай деревню…

— И мартихор. В твоей лаборатории еще полно зверушек.

Маг улыбнулся, польщенный.

— Тебе не следовало затевать эту потасовку, ты мог просто попросить, Радим, мы ведь союзники.

— Боюсь, тогда ты снова пришел бы за Гроневальдом.

Всеславский поморщился и небрежно махнул рукой.

— Хорошо. На этом и расстанемся. Я пришлю тебе заклинание на мартихор. Но больше не беспокой меня.

Он уже собирался возвращаться, но повернул лошадь.

— Твое приглашение в силе?

— Конечно, мой друг. Бал без тебя — не бал.

На этом маги расстались.

— Отступаем, ребята! — приказал сотник.

Именные стражники свистом подозвали лошадей и взлетели в небо. Пограничникам пришлось идти пешком.

В крепость Кай вернулся молчаливым, усталым и разочарованным. Зачем все это?! Так дети показывают друг другу удаль, стреляя из самодельных луков по воробьям. Игра и хвастовство. Всего лишь. Но сколько людей оказались жертвами этого хвастовства? Сколько веков так длится? Сколько еще будет?!

Но его никто не поддержал.

— Так устроен мир, Северянин. Скоро привыкнешь, — усмехаясь, отвечал Сташевский.

Но Кай не хотел привыкать! Он чувствовал себя зрячим в мире слепых. Возможно, до того, как потерять память, и он принимал все происходящее как данность, но сейчас, вынужденный узнавать мир заново, он не мог закрыть глаза на безумие и несправедливость!

— Они ведь тоже смертные, хоть так себя и не называют, — пробовал он достучаться до Ивана. — Сколько магов в Крае? Тысяча? А сколько людей?

— Прикуси язык, Северянин! А то отрежут!

Может, и отрезали бы, но подоспело иное наказание. Его выпороли плетьми и оставили на неделю в темнице. Больше Кай этот разговор не заводил.

Заканчивался первый месяц его службы в именной страже, близился праздник в замке. Десять лет назад господин Дрегович в числе Совета Шести победил могучего мага, и они каждый год отмечали эту победу.

— Господин и его распорядитель бала хотят, чтобы все было красиво, — сообщил Новак накануне. — Поэтому блондины под командованием сотника Авинского стоят в карауле в бальном зале. Сотня брюнетов под командованием Тадеуша — на лестницах. Сотня Янсэна — во внутренних покоях и во дворе.

Сначала Кай решил, что это шутка. И несколько человек вокруг него усмехнулись, но… Улыбки казались привычными, словно шутка хоть и забавляла, но новой не была.

Их и правда разделили, как коней по масти. Кая, в числе других брюнетов, причислили к сотне Тадеуша. На закате третьего дня четыре сотни вышли из казарм и заняли свои места в коридорах замка.

Кая поставили, под присмотром Сташевского, на боковой лестнице, подальше от господ чародеев. Со своего места он видел лишь двери бального зала и кусок паркета. Ничего не происходило, время тянулось медленно. Сташевский задремал в полумраке, прислонившись к стене.

Гости начали заполнять зал, когда взошла луна. Маги прибывали по воздуху, влетали прямо в открытые окна бального зала, поэтому на освещение лестниц никто не тратился. Каю надоело стоять неподвижно в темноте рядом с похрапывающим Сташевским, и он покинул пост, поднялся по ступеням ко входу в зал.

Все купалось в свете тысячи свечей. Кай ожидал увидеть небожителей, но это оказались просто изнеженные, холеные и красивые люди в пышных одеждах… Слуги разносили вина и закуски, в дальнем конце зала играл оркестр. Северянин узнал господина Дреговича, презрительно сжал губы, но тут навстречу магу из толпы вышла чародейка, и впервые в жизни от взгляда на женщину у Кая перехватило дыхание. Беловолосая, голубоглазая, с бледной кожей, словно сотканная из солнечного света и льда, словно сошедшая с полотна вдохновенного художника, она плавно шла сквозь толпу гостей, и даже чародеи расступались перед ней. Кай застыл, замороженный ею.

Она подошла к Дреговичу, с улыбкой взяла мага под руку, и они скрылись в толпе. Кай потерял их из вида, словно заколдованный сделал несколько шагов следом и вновь увидел… Маги остановились посреди зала перед мраморным постаментом. На нем стоял человек со скрипкой. Ри.

Ничего не изменилось с их прошлой встречи. Все те же босые ноги и цепь-пуповина. Кай смотрел на его неестественную худобу, на опущенные плечи, на короткие светлые волосы с густой проседью, на шрамы: на животе, на кистях рук, на груди…

Чародейка и Дрегович взяли с подноса по бокалу вина, пили, рассматривали пленника и тихо переговаривались. Вокруг неторопливо прохаживались гости. Иногда останавливались, рассматривали музыканта, обсуждали вполголоса. Ри не гнулся под насмешливыми взглядами, стоял, спокойно опустив руки со скрипкой. Среди всеобщего изысканного великолепия он был нелеп и жалок. Кай словно вновь очутился на рынке Зут-Шора и сжал кулаки.