потребностям детей. Они или не отвечают ребенку вовремя и со вниманием, или вообще не дают ему эмоциональных стимулов. Дети ощущают постоянный недостаток отзывчивости, и это становится их главным опытом в отношениях.

Диссонанс выражения эмоций. Родители могут выражать мимикой не то, что чувствуют на самом деле. Например, улыбаться, когда грустят или злятся. Дети, которые постоянно с этим сталкиваются, тоже испытывают трудности с мимическим выражением своих чувств. У них часто бывают проблемы с пониманием, интерпретацией или отправкой социальных сигналов.

Неспособность к совместному времяпрепровождению. В некоторых случаях — например, если ребенок болен и не может участвовать в типичных занятиях, формирующих привязанность, — родители не получают стимулов, которые обычно вызывают у взрослых надежную привязанность. Это работает и в обратную сторону, когда родитель физически неспособен реагировать так, чтобы запустить в ребенке механизм надежной привязанности.

Отвержение. К сожалению, некоторые дети страдают от прямого неприятия родителями. Даже если отвержение не сопровождается открытой враждебностью, оно все равно оказывает на детей огромное воздействие, особенно когда регулярно присутствует в их жизни.

Повторюсь: каким бы ни было наше детство, мы адаптируемся к поведению значимых взрослых. Взаимодействуя с ними, с их нервной системой, мы формируем глубоко внутри представление об отношениях и вырабатываем стратегии поведения, подходящие для удовлетворения наших эмоциональных и социальных потребностей. Так у нас формируется первичная модель отношений, о которой я говорила во введении. Если, попросив о близости, мы встречаем игнорирование или отвержение, совершенно резонно, что мы постараемся меньше выражать свое стремление к привязанности. А если родители не отзываются подходящим образом на наши эмоциональные потребности, естественно, мы привыкнем рассчитывать только на себя, приучимся быть эмоционально автономными. Это отличается от нормального процесса развития, когда ребенок учится делать все больше вещей самостоятельно по мере взросления. Ведь некоторые вещи дети просто неспособны сделать или взять самостоятельно в столь раннем возрасте. Одно дело — быть самодостаточным взрослым, но, когда ребенку приходится быть самодостаточным, это совсем другое.

Я бы хотела поспорить с некоторыми книгами по теории привязанности, в которых пишут, что люди с тревожно-избегающим типом не хотят близости, что отношения им не нужны и нежеланны. Я совершенно не согласна с этим. По-моему, каждому человеку очень хочется любви и близости, и это глубинное желание напрямую связано с нашей врожденной способностью к надежной привязанности, какой бы стиль у нас ни сформировался позднее.

Возможно, мы выросли в среде, где отношения не были безопасными и поддерживающими, поэтому нам сложно позволить себе в присутствии других людей показать свою уязвимость. Но это вовсе не значит, что в глубине души мы не хотим контакта и близости. При избегающем типе привязанности мы можем сами не осознавать свое желание. Проработав травмы, связанные с игнорированием в детстве, мои клиенты обнаруживали, что хотят отношений не меньше, чем все остальные. Просто это всегда рискованно: открыться другому значит чувствовать невероятную уязвимость. Но повторю то, что я уже говорила множество раз: любой человек способен на надежную привязанность. Включая тех из нас, чья адаптация — избегающая.

Признаки тревожно-избегающего стиля

«Отрешенный», «в своем мире», «бесчувственный», «холодный», «замкнутый», «одиночка», «трудоголик» — это лишь некоторые эпитеты, которыми люди обычно описывают человека с избегающей адаптацией. Но давайте рассмотрим подробнее, как проявляется данный стиль (особенно у взрослых) и что за этим кроется.

Дискомфорт в отношениях и чувство собственной изолированности

Ясно, что те из нас, у кого сформировался тревожно-избегающий стиль привязанности, часто бывали изолированы от других людей.

Быть в одиночестве кажется нам естественным, и с возрастом у нас развивается сильное ощущение собственной отдельности.

Мы предпочитаем делать все сами, а не просить помощи или участвовать в общем деле, вступать в более простые отношения с неодушевленными предметами (нашим имуществом), животными или растениями, но не с людьми. Иногда тоска по близости дает о себе знать, и тогда одиночество начинает быть нам в тягость — и даже казаться мучительным и опустошающим, — но мы не представляем себе, как жить по-другому. Нам просто неизвестно, каково это — чувствовать себя комфортно в отношениях.

Многие люди с избегающей привязанностью ощущают себя чужаками или изгоями — как будто их внутреннее чувство изолированности делает их какими-то совсем другими существами. В крайних случаях такие люди могут говорить о себе безличными предложениями, как о некоем роботе или устройстве.

Поскольку в нашей первичной модели записано, что отношения не приносят заботы или поддержки, мы привыкаем обесценивать межличностный контакт.

Мы почти никогда не обращаемся к людям, потому что не ждем, что они откликнутся на наши нужды.

Если в детстве отношения постоянно приносили боль и негативные эмоции, логично, что взрослыми мы предпочитаем не искать их и не полагаться на них.

Переживание близости с другими людьми, хранящееся в имплицитной памяти, было болезненным.

У нас могут быть приятели, но даже со временем мало с кем или вообще ни с кем не развивается глубокая, настоящая дружба. В сексуальном плане мы выбираем связь на одну ночь или мастурбацию, а не длительные интимные отношения с другим человеком. И даже если мы вступили в отношения, нам сложно выражать свои чувства к партнеру доверительным и приятным образом.

Бывает, что мы даже не скучаем по дорогим людям, когда они не рядом.

Сперва мы можем ощутить облегчение, когда человек покидает нас физически — уходит на работу, уезжает, разводится с нами или даже умирает.

Эта временная «радость разлуки» связана с тем, что нас наконец оставляет напряжение, необходимое для поддержания отношений. И мы можем совсем не осознавать тот уровень изоляции, в котором живем, пока не начнется процесс исцеления.

У людей с тревожно-избегающим стилем система привязанности не работает в полную силу. Часть нас как будто отключается, потому что в детстве, особенно в первые два года жизни, мы не испытали достаточно безопасной близости, заботы и поддержки.

Но все это внешнее, а внутри мы жаждем близости, даже если живем в невысказанном страхе отвержения.

Поэтому, когда человек с избегающей адаптацией вступает в отношения и открывается кому-то, он чувствует себя страшно незащищенным.

Но позже он может получить переживание надежной привязанности, способность к которой есть в каждом из нас. Особенно если найдется партнер или друг, готовый поддерживать нас и быть рядом.

Мы учимся доверять и открываться таким людям, их искренняя забота показывает нам, какими отношения могут быть.

Диссоциация

Отстраненность от собственных ощущений — диссоциация — может казаться людям с избегающим типом привязанности нормальным и даже комфортным