Проснулась я от звонка сотового. Звонила Муська!

– Привет! Все спишь? – Звонкий голос подруги прогнал остатки сна.

– Уже нет.

– Третий раз звоню. Решила, что наслаждаешься секс-подвигами своего мачо. А мы уже сидим и завтракаем в кафе около миленького фонтанчика.

– Мы расстались, не успев толком ничем насладиться.

– Поссорились?

– Разбежались… – Я взяла в руки зажигалку и стала машинально вертеть колесико, высекая огонь.

– И чего?

– Ничего. Тебя твой Анжело фоткал вчера в обнаженном виде?

– И вчера и сегодня. Он сказал, что у меня божественная фигура и он хочет все время любоваться ею. Наговорил комплиментов – я в жизни столько не слышала. Да и откуда? – вздохнула Муська.

– Тогда бы уж женился, – хмыкнула я. – И эта божественная фигура маячила бы перед ним и день и ночь. А если серьезно: эти итальянские ловеласы фоткают своих подружек и потом хвалятся друг перед другом их количеством.

– Это правда?

– Увы! Сама убедилась вчера в этом: влезла в сотовый Луки. А там девицы всех цветов и размеров. Так что делай выводы сама. Ты у нас девочка умная и самостоятельная.

Раздался какой-то шум, крик и протяжный вопль.

– Муська! – заорала я. – Ты где? Муська, тебя что, избивают? Ты меня слышишь?!

– Не ори! – услышала я голос подруги. – Просто я как бы нечаянно его сотовый смахнула в фонтанчик, и сейчас он орет и размахивает руками. Все, нет там моих фоток, – хихикнула Муська.

– Он тебя не взгреет?

– Пусть только попробует! Я уже ухожу от него. Ты где?

– Давай около Колизея встретимся, что ли. Так мы не разминемся!

– Лучше на площади Испании. Посмотри по карте и сразу найдешь ее. Жди меня на нижних ступеньках лестницы. Идет? Через полчаса.

– Уговорила.

По дороге к площади Испании я купила кофе и мороженое. Российский кофе и в сравнение не идет с римским. Это было чисто физическое наслаждение. Мороженое тоже оказалось обалденным. Я шла и любовалась городом, пытаясь запомнить каждую попадавшуюся мне деталь.

Я опоздала на пять минут. Муська уже сидела на нижних ступеньках, подперев щеку рукой, улыбалась.

Я подошла к ней с другой стороны так, что она не могла меня видеть, и положила руку на плечо.

– Утро доброе, Маруся блаженная, видела бы ты себя со стороны. Сидишь, улыбаешься. Как не от мира сего.

– А разве этот мир – сей? – Муська обвела рукой площадь. – Да я такой красоты в жизнь не видела. Посмотри только! Кра-со-ти-ща! Ксаня! Глаза разуй, как ты любишь говорить!

– Уже разула, – проворчала я, усаживаясь рядом с ней. Площадь действительно напоминала декорации из какой-нибудь старинной оперы. В ней все было ярким, театральным. Лестница, взлетавшая вверх прямо к собору – легкому, изящному, домашнему… Бесконечная лестница, взмывающая в небо, на которой, словно птицы на жердочке, сидели люди. Пятна ярко-розовых цветов разбавляли эту картину. Я лишний раз убедилась, насколько в Риме старина вплетена в сегодняшний день… Площадь обрамляли трех– и четырехэтажные дома. Нижние этажи были отданы бутикам и магазинам, а на верхних жили люди, каждое утро видевшие эту площадь и эту красоту как само собой разумеющееся. Я заметила, что здесь было очень много японцев. Мы сидели, а вокруг бегали торопливые япошки с фотоаппаратами, детьми и многочисленными пакетами с драгоценными покупками.

Вокруг нас кипела, обмывала и захлестывала с головой людская волна…

– И куда мы теперь?

– Смотрим на карту и ориентируемся.

После недолгого изучения карты мы поняли, что где-то неподалеку в переулке находится самое знаменитое кафе Рима – «Эль Греко», и решили двинуть туда – выпить по чашке кофе. Мы сели за столик на бархатный красный диван; напротив висел роскошный пейзаж, мы только-только удобно расположились и заказали по чашке кофе, как у меня завибрировал сотовый. Я посмотрела на экран – номер был подавлен. Не ожидая от этого звонка ничего хорошего, я сказала:

– Алло! – Почему-то я думала, что меня разыскал Володя. Но я ошиблась. Это был синьор Парчелли! Он хорошо говорил по-английски и сносно по-русски. Он поинтересовался, зачем я звонила.

Я представилась и сказала, что мне нужно обязательно встретиться с ним.

Голос Парчелли был по-старчески скрипучим. Как древний пергамент или высушенные осенние листья.

– Хорошо, – выдавил Парчелли после недолгой паузы.

Я невольно подтянулась – я ждала этого момента и была готова сию минуту, нет – секунду, сорваться с места и ехать к нему. Но вместо этого я, стиснув зубы, спросила:

– Когда и во сколько?

Голос пропал. Я уже подумала, что ветер унес эти сухие листья и они растворились в осенней ночи, как около моего уха прошелестело:

– Сегодня. В семь.

– А пораньше? – вырвалось у меня.

Голос снова пропал. Я терпеливо ждала.

– Завтра в пять. – И он дал отбой.

Я повернулась к Муське:

– Мне надо сегодня ехать.

– Куда?

– На кудыкину гору.

– А если серьезно? – Пенка от кофе нарисовала Муське бело-сливочные усы.

– Секрет.

– Опять! – патетически воскликнула подруга. – Слушай! Мне порой хочется прирезать тебя из-за всех этих секретов. Сколько можно? Ты просто водишь меня за нос. Обещаешь вот-вот все рассказать, а потом неожиданно срываешься с места и снова молчишь. Так, в конце концов, нечестно. Мы – подруги или нет?

– Подруги! – меланхолично откликнулась я, но она сидела, отвернувшись от меня и делая вид, что рассматривает картину на стене. Судя по Муськиной закушенной губе – рассердилась она не на шутку, и я решила сменить тактику. – Ну, Мусь, – заканючила я. – Ну, прошу, не сердись. Просто я сама еще не во всем разобралась и поэтому совершенно не хочу тебя ни во что втягивать. А потом – это опасно. Довольно опасно.

– Как?! – зашипела Муська, подпрыгнув на стуле. – Ты подвергаешься опасности и молчишь! Рискуешь в одиночку. А я не могу тебе ничем помочь?! Колись сию минуту.

– Нет, Мусь. Не могу. К тому же и тайна принадлежит не мне. А моему отцу. Он умер… – Голос мой задрожал.

– Ладно. Замнем, – сдалась Муська. – Но я все равно на тебя в обиде… Правда.

– Не обижайся. Кофе понравился?

– Еще бы!

– Давай я тебе десять чашек кофе закажу. Чтобы ты не сердилась.

Муська не выдержала и прыснула.

– Три, и хватит.

– Йес!

Внезапно я помрачнела. События недавних дней были еще свежи в памяти, и я не могла от них избавиться, как ни хотела. Смерть Никиты, Шашковой, нападение на меня… в деревне со смешным названием Опятки… я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания.