– Хвала тебе, Пресветлая! – вдохновенно произнесла Астра, повторяя последние слова гимна богине. Ведь то, что магистр Варольд, вопреки всем невероятным и злым событиям, был жив, представлялось чудом. Великим чудом после горя и отчаянья, с которых началась встреча Астры с Иальсом! От чего-то мэги Пэй вспомнилось столь же сказочное воскрешение Леоса, и она подумала, что снова, снова все повторяется, идет по магическому кругу: Леос когда-то умер для нее – она лила слезы, чувствовала себя виновной в его смерти, но бард неожиданно вернулся откуда казалось нет возврата. Теперь то же произошло с отцом… И хвала, хвала богам! Она сжала кольцо Керлока, в тот же миг подумав, что не Рена Судьбу Держащая играет с ней, а какое-то чужое властное божество с темным либийским лицом. И никто не знает, чем кончится эта игра; не знает, какую цену придется заплатить за такие немыслимые чудеса.

Дойдя до конца улицы, Астра вспомнила, что после ухода Фирита прошло больше двух часов, а коротыш до сих пор не вернулся. Конечно, непросто было приобрести все вещества, что наказала Изольда для лекарства в позднее время. Фирит мог не найти их поблизости и побежать в западное святилище Эты или слоняться по магическим лавкам возле Анекора, которые не закрывались никогда. Но еще с ним могла стрястись какая-нибудь беда. Ведь с наступлением темноты окраины Иальса становились неспокойным местом, а гном, звенящий сотней сальдов, для ночного люда всегда был легкой и желанной добычей.

Немного разволновавшись от посетивших мыслей, Астра прошла вдоль изгороди, окружавшей амбары, и остановилась за углом. Отсюда хорошо было видно дорогу рядом с холмом и соседствующее справа кладбище. Дорога, изгибавшаяся серой лентой в темноте, была пуста, на сколько видели глаза. На кладбище надгробия белели местами среди черных кустов и скорчившихся над ними деревьев, застыли даже тени, только там за древними склепами с высокими куполами мелькнуло что-то; загорелся и потух слабый огонек.

Оглядывая старое кладбище, Астра вспомнила, что оно слыло неспокойным местом, и много дурных разговоров ходило о ночных происшествиях здесь перед ее отплытием на Рохес. Говорили о разрытых могилах, загадочном склепе Вюрогов и о мертвецах, ходящих по округе. В магической лавке за храмом Герма рассказывали о том, что как никогда прежде стали в ходу палочки для некромантов и прочая опасная утварь. А в припортовой таверне матросы шептались, будто под древними могилами лежит целый город, зачатый недобрым Хорганом, уходящий почти на лигу вглубь земли, населенный тварями Некрона и мертвецами – город, который тих и спокоен только до времени. Все это были слухи, разносимые не от большого ума или шумящего в голове эля. Но мэги знала, что за такими слухами часто скрывается куда более страшная истина.

* * *

Госпожа Глейс за последние ночи пыталась вызвать дух магистра седьмой раз, но что-то не получалось. Снова и снова он ускользал из эфирной ловушки в самом завершении, когда казалось – мгновение и бледный призрак старика появится над знаками, начерченным кровью на полу.

«Такого не может быть, – беззвучно сказала Верда. – Ведь он умер недавно. Едва полмесяца. Он нужен мне, и я справлюсь, даже если придется призвать в помощь шета». Она откинулась в кресле, утомленно глядя на «камень душ», стоявший на столе: на обсидиановой плите нервно дрожало пламя свечей, с пирамидок скалились изображения отвратительных лиц.

– Куда ты денешься, господин Варольд, – сердито произнесла мэги Глейс. – Ведь мы с тобой почти всегда ладили. И будешь ты передо мной. Будешь, так или иначе.

Верда подумала, что можно было пригласить некромантку Седу – та бы легко справилась с простой для служительницы Маро задачей, но разговор с Варольдом был исключительно личным, и лучше не вовлекать в него свидетелей, тем более таких болтливых и опасных. Ведь именно ради того чтобы сохранить свою маленькую тайну госпожа Глейс перебралась из нового дома в таверну, подальше от визитеров, просителей, кавалеров. Дальше от паладина Ревиана, требовавшего от нее слишком много, и досаждавшего тошной страстью даже по ночам.

С другой стороны мэги довольно скоро начало мучить одиночество, какая-то бледная зудящая тоска; и будто бестелые демоны стали нашептывать на ухо, требовать рассказать о секрете, хранимом старательно не один год. Рассказать хотя бы кому-нибудь. Какому-нибудь преданному человеку, способному помочь ей, при этом быть незаметным и не задавать нежелательных вопросов. Она вздохнула, поглаживая блестящий обсидиан, и представила, что таким человеком вполне мог оказаться бард Леос. Умершего Варольда он знать не мог, если слышал о магистре, то это не имело большого значения. История Черной Короны для милого музыканта будет лишь легендой, сокровища, затерянные в пустыни, – просто красивой сказкой. Настораживало только одно: его знакомая мэги, имя которой Верда позабыла. Странным казалось, что музыкант как-то связан с неизвестной черноволосой мэги. Странным, глупым и чем-то дразнящим. Хотя, если подумать лучше… такая связь могла оказаться полезной.

Придвинув ближе «камень душ» и сосредоточившись, Верда мысленно потянулась к покоям, расположенным дальше по коридору на том самом этаже, где поселилась она сама. Поначалу смутно госпожа Глейс почувствовала просторную комнату, резной столик под огромным зеркалом с малахитовыми цветами, занавесы с василисками, скрывавшие выход на террасу и колыхавшиеся слабо на ветру. Через миг она отыскала Леоса, сидевшего у окна и меланхолично перебиравшего струны китары. Он был один. Ни коротыша с татуированным на щеке драконом, ни молодой дерзкой мэги в комнате не было – в столь поздний час это для госпожи Глейс показалось странным, и она прошептала: – Что же ты, музыкант? Твоя девица, несомненно, изменяет тебе. Бесчестная, скрипит под кем-то в постели. А ты такой славный и одинокий. Иди ко мне… Иди…

Верда прикрыла глаза, стараясь, чтобы Леос яснее услышал ее ментальный призыв. Она знала, что это скоро подействует: сначала бард выйдет на террасу, станет глядеть в темноту, волнуясь и злясь на чужую темноволосую мэги, потом вспомнит ее, госпожу Глейс. Вспомнит, начнет искать глазами с террасы знакомую комнату – не стерпит, выйдет в коридор и будет расхаживать возле двери с бронзовой головой пантеры, отныне открытой для него.

– О, Рая! Помоги мне, – произнесла мэги и сдавила стебель розы, брошенной возле сармаидской вазы. Сдавила сильнее, прокалывая палец о шипы, пока на белую скатерть не потекли капли крови. Помутневшими глазами она смотрела на жертву богини и как полоумная шептала бессвязные заклятия.

Чуть успокоившись, Верда повернулась к блестящей плите «камня душ», хотела снова разжечь ритуальные свечи в подставках и попытаться призвать Варольда, но решила повременить – это было слишком важным, чтобы необдуманно торопиться. Требовалось поймать дух магистра, беспощадно схватить его эфирной петлей и тянуть, тянуть. Он скажет, как найти Кара-Маат, скажет о Черной Короне и великих сокровищах Кэсэфа. Почему все это должно доставаться кому-то другому?! Это не справедливо! Она, мэги Верда, имеет право наследовать знание магистра Пламенных Чаш и постараться опередить проклятого Хаерима, который так низко обманул ее.

Ей вспомнились истории Варольда, которые старик рассказывал вечерами на террасе: о Либии, ее затерянных богатствах и магии, таинственной, полузабытой, но от этого еще более влекущей. Госпожа Глейс смотрела на «камень душ», похожий на осколок мрачной гробницы, на пирамидки, возвышавшиеся над черной плитой, и все это представлялись ей частью великого города Кэсэфа, который уже захватил в плен ее душу. Она поклялась, что достанет призрак умершего магистра и выпытает тайную дорогу в Кара-Маат. Похищенный свиток Хевреха, конечно, давал Канахору огромное преимущество, но пока ничего не решал.