— Загляните в свои глубины, осмотрите себя внутренним зрением, вы воспримете некую пустоту внутри себя подарком судьбы. Не жалейте об утрате, вы получите взамен гораздо больше…

Ерунда, подумала Ольга. Все равно что отрезать ногу и восхищаться новеньким протезом. Мол, блестящий, удобный и не болит. И его никогда не отрежут… Внезапно она остановила себя — Боже мой, так он про то и говорит! Нога была больная, кривая, угрожала жизни, ее больше нет, нет болезни, кривизны, нет угрозы жизни? Фу, покачала она головой, никогда бы не подумала, что способна поддаться речам психотерапевта.

Впрочем, он не так уж не прав. А силиконовая грудь кинозвезд? Ее делают ради успеха и действительно получают большее взамен меньшего. Никак не скажешь, что они после этого не чувствуют себя женщинами. Напротив, они становятся объектом вожделения… Конечно, такой грудью они не вскормят младенца…

— Да, вы совершенно правы, младенца вам уже не выносить и не вскормить. Но разве на свет можно выпустить только человека? А мысль? А идею?

Ольге стало не по себе. Он что, читает ее мысли? Но мужчина не видит ее, она не видит его. Ольга нагнулась к перегородке, разделяющей их. Здесь как в исповедальне в католической церкви, только перегородка очень плотная, совершенно непроницаемая. Ольга убедилась — подглядеть невозможно.

— Я уверяю вас, трудный этап в вашей жизни придаст вам еще большее ускорение в забеге по жизни. Забег не окончен, нет… Вы выходите на дорогу, которая доступна не всем…

Ольга похолодела. А не слышала ли она когда-то похожий голос? Или слова? Забег…

Ну конечно же. Забег был! В университете, на физкультуре… Когда она поставила рекорд, потрясла всех, начиная от преподавателя и кончая подружками…

— Мы еще поговорим с вами. А вы на досуге вдумаетесь в мои слова…

Иржи Грубов много лет занимался своими экспериментами.

Он, практикующий хирург-онколог, сделавший сотни операций, наблюдал мучительную смерть от рака. Да, существовали обезболивающие лекарства, но не такие, которые могли бы сделать сносными последние дни больных. Эти лекарства на час-другой усмиряли боль.

Впервые Иржи задумался про обезболивающие, когда мать Ирмы страдала от боли перед смертью. Но тогда он мало чем мог ей помочь. До сих пор он помнит, как ее пальцы, похудевшие и превратившиеся в кости, обтянутые кожей, хватали за запястье, а провалившиеся глаза безмолвно поедали его лицо глазами. Лучше бы она вопила во всю мочь. Потому что напряжение, исходившее от нее, энергия, не выплеснутая наружу, хватали за горло, не давали дышать. Он отмахивался, когда Ирма говорила ему, будто знала наверняка, что ее не минет эта ужасная чаша. Он был близок к отчаянию, когда понял — диагноз заболевшей Ирмы тот же самый. Но стадия другая. Он не спал ночами, думал, читал, искал. И нашел.

Еще много веков назад в Китае были описаны целебные свойства конопли, помогавшей при некоторых болезнях. Но попробуй заикнись, назови марихуану или гашиш лекарством! Препараты из конопли, но не всякой, а именно восточной, выращенной на той почве, под тем небом и прогретой тем солнцем, снимают боль, устраняют тошноту, повышают аппетит, уверяли древнекитайские книги. Но прописать анашу как лекарство врач не вправе. Во многих странах доктора пытаются исследовать и доказать благотворное влияние подобных соединений. Лет десять назад американские онкологи искусственно синтезировали дельта-тетрагидроканнабинол (ТНС), вещество, повторяющее главный компонент гашиша. Испытания в больницах Штатов доказали — препарат прекрасно действует на больных. Но можно ли заикнуться об этом в Праге?

Иржи Грубов и Энди Мильнер узнали друг друга на конференции в Филадельфии сразу. С первого взгляда стало ясно — оба помнили развлечения молодости.

— Коллега! Какая встреча! — кинулся Энди к Иржи, стоявшему в нерешительности, потом позволившему себе улыбнуться.

Энди усмехнулся, он подумал, что тот, наверное, успел прокрутить в голове, не опасно ли иметь дело с бывшим любовником. Старые грехи, точнее, память о них, умирают только вместе с мозгом.

Но Грубов решился иметь дело с Мильнером. Положение доктора вполне солидное, своя клиника в Сан-Франциско, прекрасный дом, машина. Имя в медицинском мире, в конце концов.

— Здравствуй, Энди. Здравствуй, дорогой.

Они трясли друг другу руки, смотрели друг на друга, и у Энди шевельнулось желание. Снова, как тогда. Но он подавил его в себе. У него было с кем его удовлетворить и не накликать беды.

— Ну, как ты?

— А ты?

— Семья? Дети? Как Прага?

— Научные труды?

Они словно обстреливали друг друга мелкой дробью, коротко спрашивая и коротко отвечая. На конференции занимали каждый свое место, соответственно иерархии страны и собственного научного веса.

Иржи до многого дошел в изучении онкологии, но, слава Богу, не претендовал на сенсационные открытия в лечении, какие случаются не реже чем раз в два года. Нет лекарства от рака, потому что неясна его природа,

Энди находил сходство рака с радиацией, его давно занимала мысль, что изменения внутри клетки ведут к чему-то вроде ядерного взрыва. И тогда…

Но высказать подобную мысль на столь представительном симпозиуме — значит подвергнуться насмешкам или, что еще хуже, дать пищу для ума какому-нибудь лихому исследователю, который скорее тебя дойдет до финиша.

После заседания Мильнер и Грубов поужинали в ресторане отеля, в котором остановился Иржи, потом Энди проводил Иржи в номер.

— Ты помнишь Винограды? — внезапно спросил Иржи у Энди.

Тот пристально посмотрел на все еще красивого Иржи Грубова. С возрастом в нем появилась утонченность, которая особенно нравилась Энди. Его не интересовали мальчики… Мужчины — да.

— Помню. Отлично помню. А где наш третий?

— В Москве. Он стал хорошим психологом. Энди засмеялся:

— Он всесторонне изучал человека. Они посмеялись.

— Здорово ты придумал тогда с серьгой.

— Но я не ожидал от него такой лихости. Отчаянный был юноша. Взять и выдрать ее из уха. — Он покачал головой.

— А как я зашил? Первый шаг в большую хирургию. Энди не сводил глаз с давнего приятеля.

— Иржи, ну а ты теперь — как?

— Я женат, Энди.

— И что же?

— Она только снаружи женщина.

— Ясно. Твоя пациентка. Давно?

— С самого начала.

— А не женился ли ты на ней ради науки? — захихикал Энди. Черные глаза загорелись. — По-моему, женщины никогда не были объектом твоей страсти.

— Ты сам знаешь — без эксперимента ничего не докажешь.

— Верно. Ну и как — получается? Есть доказательства?

— Отчасти.

Энди потянулся к руке Иржи.