– Когда я говорил, что каждый имеет свою цену, то в глубине души считал, что сам я от этого застрахован. И повторял эту фразу как своего рода способ избавления от соблазна. Так же, когда мы говорим, что все люди смертны: на самом деле мы надеемся, что никогда не умрем, и живем, будто это так и есть. Все, кроме меня, – говорил я себе.

Кардона подходит к полуоткрытому окну, раздвигает шторы и смотрит на свинцовое небо, нависшее над городом. В поле его зрения попадают группы солдат, расположившиеся на каждом углу. Площадь пуста, но с соседних улиц доносятся шум, крики, антиправительственные лозунги. Удался ли их план? Ах, Ириарте, что бы ты сказал сейчас обо мне?

Это неискоренимое стремление быть выше остальных – в шляпе, далеко от народа, который на самом деле никогда не удаляется от нас, ведь все мы народ. Кардона отворачивается, несколько раз моргает. Перед ним возникают другие люди. На них английские кашемировые пальто, итальянские мокасины. Они разговаривают между собой, игнорируя его. Пуленепробиваемые жилеты, которые продавало министерство по 20 долларов за штуку, закупили двое его коллег, он же покупал по 40 долларов. Они хлопают друг друга по плечу, громко обмениваются поздравлениями. Черт побери, эти двадцать тысяч закупленных ими жилетов сделают их миллионерами. Они выкрикивают в свои телефоны приказы. Наша окончательная цена – 250 долларов, а в конце концов один жилет будет стоить 700 долларов. Они обсуждают, в каком ресторане будут отмечать выгодную сделку. Каждый из чиновников увеличивает цену, чтобы получить свою долю; особенно усердствуют министры, непосредственно участвующие в покупке. Глава правительства, помощник президента, министр юстиции. Или, возможно, последний остался ни с чем, так как не хотел принимать участия в сделке. А-а-а, брат… Я тебе не верю… Не может быть. Пастилки не могли так быстро подействовать. Или ему подсунули не УБП, а что-то другое. Быть может, это адаптация, как у алкоголика, которому с каждым разом требуется все меньше алкоголя для того, чтобы налиться. Он видит прямо перед собой кого-то, кого вводят в президентский дворец и сопровождают в кабинет Монтенегро. Человек кричит, упирается, пытается сказать, что не делал ничего плохого. Кажется, с каждым словом его надгробная плита становится все выше. Процессия катафалков. Монтенегро поднимает глаза и жмет ему руку. Кардона садится, вдруг почувствовав себя таким незначительным перед могуществом этого коротышки с сильным голосом, который вмешивается в его жизнь вот уже два десятилетия.

– Я очень рад познакомиться с вами лично, мой генерал.

Ты был похож на пса, который льстится к хозяину, не хватало только встать на колени.

– Мне говорили о вас много хорошего, судья. Необходимо, чтобы кто-нибудь вроде вас занялся нашим проектом.

– Это большая честь для меня, мой генерал.

– Скажите, а вы не видите себя в качестве министра юстиции?

– Я вижу себя тем, кем вы хотите видеть меня, мой генерал.

Предложение, которое могло бы вызвать ненависть и стыд твоей кузины, но в то же время такое, что его невозможно отклонить. Хочется думать, что сейчас это другой Монтенегро, этот демократичен, и не его агенты убили Мирту. Прошли годы, и незачем хранить в нафталине свою давнюю боль. На стенах висят зеркала, на столе лежит газета с кроссвордом, разгаданным наполовину, и стоят фотографии его супруги, погибшей в авиакатастрофе где-то над Бразилией. Его фотографии времен диктатуры, будто заявляющие всем и каждому: времена меняются, но я не собираюсь отказываться от своего прошлого.

– Судья, мое правительство собирается начать большую кампанию против коррупции. На всех уровнях. Мы не должны занимать первые места в мировых рейтингах взяточников. На нашем континенте впереди нас только Парагвай. – Голос у него резонирующий и низкий, руки нервно рассекают воздух, жесты возбужденные.

– Я полностью с вами согласен, мой генерал.

– В таком случае я на вас рассчитываю. – И хоть бы малая толика сомнения… Но нет, так легко произнести "да" – и вот уже пожимаются руки, встречаются взгляды… Если бы он только знал (скорее всего он прекрасно знает и забавляется), как легко люди попадают в эту греховную паутину власти; они ненавидят ее, но возможность повелевать другими оказывается сильнее; так же, как велик соблазн запросто встречаться с Монтенегро в садах президентской резиденции, засаженных магнолиями; всем хочется повлиять на судьбу страны…

– Рассчитывайте на меня, мой генерал. – Приемы в доме посла Перу, в посольстве США…

– До меня дошли хорошие новости. Вы неоднократно плохо отзывались о моем правительстве. И обо мне в том числе. Везде есть чуткие уши. Однако мне известно, что, несмотря на небольшие разногласия между нами, вы, бесспорно, патриот, и благо нации для вас – превыше всего.

– Спасибо за доверие, мой генерал. И за то, что вы принимаете как должное наши небольшие расхождения во мнениях.

Наверное, в глубине души Монтенегро – хороший человек, раз он доверяет мне свои секреты. И говорит, что не ошибся во мне.

Кардона чувствует в комнате какое-то движение. Жизнь сейчас жестока, в любой момент даже это здание может взлететь в воздух. Он оглядывается по сторонам, садится на стул и закуривает сигару, про себя беседуя с Монтенегро; ложится в кровать с магнитофоном в руке; потом начинает прохаживаться по комнате, почесывая пятна на лице; выпивает два стакана виски, чтобы побороть робость и представить Монтенегро свою отставку как невозможность примириться с его диктаторским прошлым.

– Мой генерал, я принял ваше предложение, потому что я слаб, я, как и все, соблазнился властью, потому что я имею свою цену, но я кое-что накопил за эти месяцы и теперь хочу выкупить свою душу… – Он ложится в кровать, смотрит мультфильмы и включает магнитофон. Он уже не слышит ни слов женщины, ни своих укоризненных упреков в ее адрес. Он заснул глубоким сном.

Фразы звучат в гулкой тишине комнаты:

– Позвольте начать с вашего имени.

– Рут Саэнс.

– И вы работаете…

– Историком. Профессор Государственного университета Рио-Фугитиво.

– Говорите погромче. Если хотите, можете сесть поближе к столу. Вы сказали, что специализируетесь на…

– Мировой истории криптоанализа.

– Не слишком ли на многое вы замахнулись?

– Мой отец фанатично любил секретные сообщения и с детства заразил меня своей страстью…

– Замужем…

– Супруга Мигеля Саэнса. В настоящее время он заведует Архивом Тайной палаты.

– Вы тоже работали там.

– Очень давно. Во время первого правления Монтенегро, во времена диктатуры. У них был советник, гринго, которого называли Альберт; я не знаю, было ли это его настоящее имя. Альберт убедил военную верхушку в том, что необходимо создать национальную службу перехвата и расшифровки секретных сообщений. Это было единственным способом поддержать диктатуру. Подпольные организации постепенно объединялись между собой. Правительство должно было идти на голову впереди них; перехватывать их сообщения, расшифровывать их и делать выводы. Мой брат, военный, предложил нам заключить с Альбертом контракт на участие в новом проекте.