Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ближе к делу, бабуля, – попросил Маркиз, нетерпеливо взглянув на часы.
– А что там ближе к делу, – усмехнулась бабка, умильно поглядывая на тысячную, – поскольку за ним никто не присматривал, за Славкой-то, то и не хватились, когда пропал он. Ну, нет и нет его, так, может, подался куда-нибудь на заработки? Или загулял, кто ж его проверит? Мне меньше грязи убирать – никто к нему не ходит. А тут Леокадия, которая с шестой квартиры, что напротив Славкиной, вдруг и говорит: вы, говорит, Алевтина Егоровна, наверно, лестницу недобросовестно моете, потому что, говорит, такой ужа-асный запах стоит и даже в квартиру попадает! Это я-то плохо мою! Да я с семи утра на этой лестнице… – тут старуха в сердцах вставила непечатное слово, – на этой лестнице корячусь! Как мыла, говорю, так и мою! А если не нравится, так пожалуйста, ищите уборщицу за свой счет! Дворникам-то замечания делать все умные, а как нужно денежки из своего кармана выложить, так сразу у них слух отказывает и всем довольны! Она говорит – мы с мужем научные работники, муж профессор, ему книгу писать надо, а тут воняет вашей тряпкой так, что дух захватывает!
– Это точно, – вставил Маркиз, – тряпку твою можно вместо нашатыря использовать, она мертвого в чувство приведет.
– Тряпка как тряпка, – огрызнулась старуха, – всегда ею мою… Но, конечно, Леокадии я ответила, все высказала, что о ней думаю!
– Я себе представляю, – тихонько пробормотал Маркиз, – и что дальше было?
– Ну, что было, время идет, стали нижние жильцы на запах жаловаться, а у верхних собака беспокоится и воет. Тут поняли, что от Славки пахнет, прикинули, что не видели его недели две…
– Это когда было, не помнишь? – перебил Маркиз.
– Почему не помню, – обиделась старуха, – помню очень даже точно. Было это в начале августа, Леокадия-то завелась аккурат на второй день после пенсии. А пенсия у меня восьмого числа… Ну потом еще дней пять прошло, когда про Славку-то сообразили, что не то у него в квартире. И тут как раз одна там, со второго этажа, пошла ночью в туалет, а там – черви!
В глазах старухи зажегся нехороший огонь, Маркиз даже испуганно отступил.
– Тогда муж Леокадии, профессор, сказал, что черви – трупные, и вызвали милицию.
Маркиз почувствовал явственные рвотные позывы, но удержался.
– Ну, я тебе скажу, в квартире вонища была – живому человеку не выдержать! – Старуха продолжала весьма оживленно: – Один из милиции даже в обморок чуть не свалился! Меня понятой вызвали. Там от Славки, почитай, ничего не осталось, при такой-то жаре! Врач сказал, что недели две он так пролежал, убитый-то.
– Так что – убили его или сам умер?
– Ясное дело – убили, раз кровищи вокруг – немерено! Хоть и сгнило все, но сразу определил врач, что зарезали его. Может, в пьяной драке, а может, еще чего не поделили. Квартиру опечатали…
– А где же печать? – встрепенулся Маркиз.
– Да кто же ее знает, может, дети сорвали… Ну, так давай деньги-то, – напомнила старуха.
– Держи, если ничего не забыла мне сказать, – отдал Маркиз купюру.
Старуха протянула руку, и деньги исчезли, как корова языком слизнула. Маркиз собрался уходить, но тут в дверь ввалился здоровенный мужик, несмотря на теплое время, в ватнике и огромного размера грязных кирзовых сапогах.
– Егоровна! – заорал он. – Ты с кем это тут обжимаешься? Ну, мужик, ты попал! – радостно заржал он, разглядев Маркиза. – Она ж у нас вампир! Запросто кровь выпьет и не подавится!
– Тихо ты! – огрызнулась старуха. – У нас разговор деловой. Не прибавишь? – искательно обратилась она к Маркизу.
– Нет уж, как договаривались. – Он поскорее выскочил на белый свет и перевел дух.
Он миновал двор, вышел на Конногвардейский, не спеша дошел до Манежа и свернул на Почтамтскую. Город был удивительно хорош в этот теплый сентябрьский день, и Маркиз почувствовал себя дома.
Чтобы отдохнуть от общения с проклятой старухой и поразмыслить на досуге, Маркиз зашел в кафе на Вознесенском. Здесь почти никого не было, и Маркиз, вспомнив, что толком не поел, заказал сытный ланч. Ему принесли большой кусок мяса, запеченный с сыром, с разноцветным овощным гарниром. Кофе тоже был крепкий и горячий.
Расплачиваясь, Маркиз вынул бумажник и заодно пересчитал деньги. Он дал бабке одну тысячную бумажку. Но вторая тоже исчезла, стало быть, чертова старуха успела каким-то чудом ее спереть. Это называется: ловкость рук и никакого мошенничества. Ай да старая гвардия!
– Хороший у вас кофе! – сказал он официантке, протягивая деньги. – Это какой сорт – не «Рабуста»?
Девушка пожала плечами и спросила парня за стойкой:
– Миша, клиент вот интересуется, какой у нас сорт кофе, а я в этом не разбираюсь.
Миша выглянул из-за стойки, вытирая руки:
– Сегодня у нас «Плантейшн», сорт «Маленький цветок». А вы любитель?
– Да не то чтобы большой любитель… Как-то раз в Турции пил «Рабусту», так мне очень понравилось. Ну здесь-то, в Питере, наверное, нигде его не варят?
– Ну почему же! У нас, конечно, попроще – «Плантейшн» или «Арабика», а вы зайдите в специализированные кофейни, фирменные… Их сейчас много в городе развелось, может, и найдете там «Рабусту».
Дома Маркиз застал выспавшуюся энергичную Лолу. Она, напевая, наводила красоту перед зеркалом. Пу И лежал на диване и поглядывал на хозяйку с большим неодобрением.
– Как дела? – обратилась Лола к Маркизу рассеянным тоном. – Где ты был – у своей?
– У какой это своей? – немедленно завелся Маркиз. – Я в отличие от тебя с дамами встречаюсь исключительно по делу! Вот, вчера адрес фотографа достал, который снимок сделал!
– Ну, и что там у фотографа? – довольно равнодушно поинтересовалась Лола, все ее внимание было занято левым глазом, потому что ресницы никак не хотели расчесываться.
– Плохо, – вздохнул Леня, – убили фотографа…
Лола наконец закончила макияж и повернулась к нему.
– Вот как? – спросила она. – И когда же?
– Когда… По всему выходит, что убили его в начале августа.
– А выставка открылась…
– Двадцать пятого июля. Стало быть, кто-то узнал, что Расторгуев сумел сфотографировать девицу. А ее никак нельзя было снимать. И фотографа убрали, чтобы он не проговорился о том, где он сделал снимок.
– А может быть, кто-то очень хочет заставить нас так думать? – Лола смотрела очень серьезно.
Леня открыл дверь на балкон и приглашающе махнул рукой.
– Ну что еще за конспирация, – буркнула Лола, но накинула коротенький халатик и выскочила следом.
– Не забывай о «жучках», – прошептал Леня, – не зря они нам подсудобили эту квартиру. Раз Вольф не приставил к нам никого, перед кем мы должны отчитываться, значит, они нас слушают.