В комнате царил невообразимый хаос. К тому же в воздухе стоял острый запах химикалий, от которого у меня засвербело в носу.

— Совсем не похоже на покои миледи, да? — засмеялась леди Каролина. — Как видишь, слуги здесь не убирают; им это запрещено. Предпочитаю беспорядок, лишь бы ничто не мешало моей работе. Ты, наверно, хочешь спросить: какой работе? Ну, раз уж ты оказалась здесь, позволь удовлетворить твое любопытство. Пора тебе это узнать.

Она повела меня по комнате. Вокруг было много вещей, привлекавших внимание, но скоро я забыла обо всем, когда мы свернули в альков в дальнем конце комнаты и увидели мадам Ван Слик, сидевшую на плюшевой кушетке в нише окна.

— Добро пожаловать, мышонок! — сказала она.

Мадам Ван Слик и ее муж были знатными гостями из Амстердама; они гостили у нас уже несколько дней. Это была экстравагантная женщина, может быть, несколькими годами старше леди Каролины. Если судить по ее разговорам, можно было заключить, что она прочла все книги на свете, говорила на всех языках, о каких я только слышала, даже на языке индейцев племени алгонкинов в Новом Свете. Венгерка по происхождению, она утверждала, что является перевоплощением принцессы краснокожих индейцев. Ван Слики, последователи великого мыслителя барона Сведенборга, вызвали необычайный ажиотаж в Женеве, прочитав там лекцию о поразительных доктринах философа. Неудивительно, что их тут же пригласили погостить у нас.

Пригласив Ван Сликов, барон с нескрываемым удовольствием объявил дома: «Итак, теперь мы услышим, какой вклад сей выдающийся человек, Сведенборг, должен внести в великое дело Просвещения и в укрепление человеческой нравственности».

Пока Ван Слики гостили в замке, в гостиной и за обеденным столом не прекращались оживленные дискуссии по поводу учения барона Сведенборга, обсуждались предметы метафизические, которые, нет нужды говорить, были далеки от моего детского понимания. Леди Каролина как завороженная слушала все, что говорилось, постоянно о чем-то увлеченно беседовала с мадам Ван Слик. Но я обратила внимание, что барона, неизменно настроенного скептически, скоро стало раздражать то, что он слышал. Особенно мне запомнился один горячий спор, к которому меня, к моему удивлению, привлекли в качестве «живого доказательства» глупости Сведенборга. В тот вечер за обедом отец принялся высмеивать Сведенборга за предсказание конца света к исходу 1757 года — а больше за упорное утверждение, что конец света действительно произошел! Хотя сам пророк прожил после этого еще семь лет. Как могло случиться, что конец света произошел, а я его не заметил? Барон показал вилкой через стол прямо на меня и спросил:

— Слышишь, Элизабет? Вот сидит человек, верящий, что конец света произошел до того, как ты родилась. И однако ж ты тут, с нами, уплетаешь замечательнейший десерт Селесты. Правда вкусно, дорогая?

— Да, — ответила я, смутившись под устремленными на меня взглядами сидевших за столом.

— Вот вам, сэр, — заявил отец, торжествующе повернувшись к минхеру Ван Слику, — довод от миндального крема. Съедая очередную ложку десерта, ребенок становится живым доказательством глупости Сведенборга.

Но минхер Ван Слик, нервный, сморщенный человечек, с выпученными, вечно воспаленными глазами за толстыми стеклами очков, не сдавался и поспешил поправить отца.

— Нет-нет, сэр! Вы не понимаете. Речь шла о том, что в тысяча семьсот пятьдесят седьмом году настанет конец мира материального. Материального. Согласно Сведенборгу, мы перешли в царство Небесного человека, разве не ясно? Мы, все из нас, возродились в духовном мире.

— Прекрасно, сэр, — ответил отец с некоторым раздражением, — если так, то я мог бы недурно сэкономить, велев моему духовному повару приготовить вам духовного гуся. И полагаю, смог бы предложить к нему больше духовного вина, чем то, весьма реальное, которое вы уже выпили. Однако сомневаюсь, чтобы ваш духовный желудок хоть вполовину почувствовал бы приятную тяжесть, которую чувствует сейчас.

Из всего, что было сказано дальше, лишь одно вызвало у меня интерес. Виктор, который, как обычно, делал вид, что понимает, о чем разговаривают взрослые, сообщил мне, что барон Сведенборг, когда был жив, говорил с ангелами и ходил в небесах. Это побудило меня тайком спросить у отца, правда ли это.

— Действительно, этот человек утверждая, что это так, — с иронией сказал отец. — То же самое утверждает каждый сумасшедший у дороги. Вот и весь ответ. Мы живем в эпоху Разума, тем не менее безумие по-прежнему ходит среди нас — часто на ходулях.

С мадам Ван Слик отец держался не намного любезней. Если леди Каролина относилась к ней с теплотой, то ему претила ее самоуверенность. Хуже всего, что она осмелилась высказать в лицо отцу свое критическое мнение о Вольтере.

— Мудрый человек, — заявила она, — но и вполовину не такой умный, как мои предки, индейские вожди, которые почерпнули свою мудрость в Природе.

То, что она объявила дикарей людьми более талантливыми, чем великий Вольтер, было слишком, такого отец не мог стерпеть. Позже я нечаянно услышала, как он назвал ее «мужиком в юбке». Вот эта дама и поздоровалась со мной теперь в алькове мастерской матушки.

— Элизабет пришла навестить нас, Магда, — сказала леди Каролина.

— О, вот как! А мы гадали, кто это крадется по коридору, шпионит за нами, — сказала мадам Ван Слик, маня меня к себе. — Ты еще не была в студии мамы?

— Нет, не была. Не знала, что здесь студия.

— Тогда тебе предстоит многое узнать о талантах твоей мамы. Она одна из самых замечательных женщин нашего времени. Верю, что она, как великий Сведенборг, ходила в небесах.

Вид у мадам Ван Слик был такой же немыслимый, как у леди Каролины. Распущенные волосы рассыпались по плечам, от тела разило потом. Казалось, она переводит дух в изнеможении: щеки и шея горят, дыхание тяжелое. Платье валялось на полу, а на ней только одна сорочка, почти прозрачная и прилипшая к влажному телу, сквозь которую просвечивали большие торчащие груди, словно голые. Но больше всего меня поразила сигара, которую она поднесла к губам. Такие же отец предлагал нашим гостям мужчинам; но чтобы женщина курила, этого мне не приходилось видеть.

— Твоя мама рисовала мой портрет, — сказала она. — Хочешь посмотреть, что у нее получилось?

— Очень хочу.

Уголком глаза я заметила, как леди Каролина быстро отрицательно мотнула головой. Потом что-то сказала подруге по-немецки.

— Ах да, конечно; тогда покажи девочке что-нибудь более подходящее, — ответила мадам Ван Слик.

Леди Каролина направилась к картинам, сложенным у стены. Внимательно перебрала полотна и поставила одно на мольберт.

— Вот, — сказала она, — посмотри.

Хотя картина была еще не закончена, я узнана в ней одну из «сатанинских», взглянуть на которые я и пришла сюда. На ней были изображены те же призрачные, в белых одеяниях женщины, бродящие по лесу; на сей раз, собравшись в круг и взявшись за руки, они кружились в неистовом танце. Я сразу узнала фигуру в середине круга, хотя ее лицо было еще не прописано. Это была Франсина, раздетая и лежащая точно так, как мы с Виктором видели ее тогда на поляне.