— Здания. Деревья. Собаки.

— Семьи, — сказал Лайам. — Счастливые семьи.

Брайан потер рукой подбородок и прищурился.

— К чему ты клонишь, Лайам?

— Как ты думаешь, сколько в этих семьях военных?

— Какая разница?

— Для кого-то разница огромная, а для кого-то никакой, — загадочно ответил Лайам.

— Ты священник или Конфуций? Бога ради, скажи, что ты имеешь в виду.

— Ты идиот, Брайан. — Лайам толкнул младшего брата, и тот, споткнувшись, чуть не упал.

Брайан нахмурился и поднял обе руки, сжатые в кулаки.

— Хочешь пару раундов? Я с удовольствием.

Братья оказались в светлом пятне от уличного фонаря, но лицо Лайама оставалось в тени. Брайан, однако, сумел разглядеть на лице брата выражение крайнего отвращения.

— Я не хочу с тобой драться, — отрезал Лайам. — Я пытаюсь донести до тебя, что вместо того, чтобы сидеть здесь, с нами, — он махнул рукой в сторону Эйдана и Коннора, — ты должен быть в доме Анджелины и говорить с Тиной.

Желание драться у Брайана вмиг испарилось.

— Мы уже поговорили.

— Так же, как пять лет назад?

— Ты сам не знаешь, что говоришь, — предостерегающе сказал Брайан.

— Я знаю тебя. — Лайам покачал головой. — И знаю, что Тина — лучшее, что было в твоей жизни.

Я знаю, что ты ее любил и был с ней счастлив, пока тебе не вздумалось ни с того ни с сего подать на развод.

— Это мое дело;

— Никто в этом не сомневается. Хочу сказать только одно: может, судьба посылает тебе второй шанс, а ты от него отказываешься.

— Я не просил никакого второго шанса.

— Именно это и делает тебя счастливчиком, кретин!

Брайан хмыкнул.

— Хорошенькая у тебя манера разговаривать!

Как и подобает духовному лицу.

— А разве тебе нужно духовное лицо? — обиделся Лайам. — Тогда хотя бы изредка приходи на мессу. Я с тобой говорил, как с братом.

Несколько минут Брайан рассеянно смотрел на Лайама, а потом перевел взгляд на Мэйпл-стрит и в первый раз по-настоящему серьезно задумался о его словах.

Как минимум половину этих чистеньких домиков с аккуратными лужайками и заботливо насаженными цветочными клумбами населяли семьи военных. Супруги строили свою жизнь в соответствии с требованиями службы: ехали туда, куда им предписывали, часто даже не имея уверенности, что вернутся назад.

И все же… Брайан прислушался к лаю собаки и восторженному смеху ребенка, которые доносил до него легкий ветерок. Ведь как-то приспособились все эти семьи к кочевой жизни.

Пять лет назад он решил, что не вправе обрекать Тину на жизнь, подчиненную жестким военным правилам. Он сказал себе, что она не заслуживает жизни, при которой необходимо без конца паковать вещи и, покидая насиженное место, ехать по приказу через всю страну, а иногда даже на самый край света. Он не мог оставлять ее в одиночестве на долгие месяцы, уезжая на учения.

И он отпустил ее.

Для ее же блага.

С тех пор он чувствовал в сердце постоянную пустоту.

Теперь, когда Тина вернулась, ощущение пустоты не прошло, наоборот, оно стало еще более пронзительным. Словно бритва, режущая душу на части, разрывающая его сердце. А теперь Тина захотела ребенка.

От него, и ни от кого другого.

Неужели Лайам прав: он и впрямь кретин?

Прошло два дня, а Брайан все раздумывал.

И лучше ему от этого не становилось.

Пока ему удавалось избегать Тины, но так не могло длиться вечно. Его бывшая жена не из тех женщин, которыми можно пренебрегать. Брайан вспомнил звук ее шагов вчера вечером на ступенях лестницы. Она требовала, чтобы он ей открыл, хотела поговорить с ним.

Но он, разумеется, и не подумал. Крикнул, чтобы она уходила, и через какое-то время она ушла.

Но Брайан отдавал себе отчет в том, что затишье долго не продлится.

Он притормозил на подъездной дорожке и быстро огляделся по сторонам. Что же такое происходит в мире, если пилот истребителя морского авианосца бегает от женщины?

Начинало смеркаться, легкий ветерок нес с океана прохладу. Откуда-то долетал запах шашлыка и радостный визг играющих в бейсбол детей.

Все как обычно.

Героиня его ночных грез отворила застекленную дверь и вышла на крыльцо. За ней выскочили две собачонки, которые тотчас с лаем сбежали по лестнице и бросились через весь двор прямо к Брайану, собираясь, по-видимому, съесть его.

Глаза Тины сверкали, на лице читалась решимость. Она твердым шагом направлялась прямо к Брайану. По всему было видно, что терпение ее лопнуло. У Брайана мелькнула мысль, а не завести ли мотор и не уехать ли отсюда подобру-поздорову.

Но это уже смахивало на отступление, и он, подавив в себе малодушие, вышел из машины.

Кто-то из детей пропустил подачу, и бейсбольный мяч пролетел мимо Брайана, приземлившись в саду. Ириска на ходу изменила курс и припустила за ним, как могучий лев за газелью. Ее маленькие лапки так и мелькали, а уши развевались на ветру.

Она уже почти догнала мяч, когда метко брошенный камень попал ей в заднюю лапу. Собачка, завизжав, упала.

— Эй! — Взбешенная Тина направилась к лежащей на земле собачке.

Напуганный мальчишка-хулиган попятился, но Брайан преградил ему дорогу, отрезав путь к отступлению. Услышав жалобные стоны собаки, он пришел в ярость. Он никогда не дружил с проклятыми кусачими тварями, но и не собирался стоять и смотреть, как животное увечат.

Несколькими большими шагами Брайан нагнал паренька и схватил за плечи. Мальчишка, которому на вид было не больше десяти, испугался до слез.

— Ты что! — прикрикнул на него Брайан.

— Это мой мяч, — сказал мальчик, кидая испуганный взгляд на собаку.

— Да ты в собаку, которая весит каких-то три фунта, бросил здоровенный булыжник! — рычал Брайан, напустив на себя строгий вид, способный напугать кого угодно.

— Я не хотел ее ранить…

Краем глаза Брайан заметил, что приятель мальчика покинул поле боя, решив убраться от греха подальше. А виновник в его цепких руках трясся как осиновый лист. Брайан повел его в сад.

— Ну и что скажет твоя мама, узнав, что ты швыряешься камнями в животных?

— Не надо! — захныкал ребенок. — Не говорите ей, пожалуйста. Простите меня. Ну, мистер, ну пожалуйста, не говорите маме.